— Расскажи мне о Старбаке. — попросил он брата.
Они направили коней по периметру ярмарочной площадки.
— С чего такой интерес? — удивился Ридли.
— Он, всё-таки, сын Элиаля Старбака. — объяснил Делани не совсем искренне.
На самом деле Натаниэль Старбак интересовал его потому, что он сам, южанин, сочувствующий Северу, видел в Старбаке антипода, северянина на стороне Юга.
— Я встречался с ним, ты знал?
— Он не говорил. — нахмурился Итен.
— Мы с ним почти подружились. Он далеко не глуп. Излишне горяч, но отнюдь не глуп.
Ридли фыркнул:
— Чёртов святоша. Бостонский выродок. Что в нём интересного?
Делани качнул головой. Что интересного? Ха! Что интересного в человеке, поставившем крест на сытом обеспеченном будущем ради улыбки дешёвой актрисульки? Во время пирушки со Старбаком Делани разглядел в том потрясающую игру страстей. Юноша был полем жестокой битвы, где вели борьбу не на жизнь, а на смерть добродетель и порок. Соблазны мирские бились с природной порядочностью, подкреплённой кальвинистским воспитанием. Делани предположил, что вот эта самая порядочность, которую инстинктивно чуял в Старбаке Ридли, и бесила единоутробного братца.
— Почему нас так выводит из себя чужая добродетель? — вслух поразмыслил Делани.
— Потому что по сути она — выдаваемая за доблесть трусость. Боязнь откусить от запретного плода.
— А, может, мы злимся, потому что при виде чужой добродетели вспоминаем о собственной порочности? О том, что нам никогда не стать добродетельными? — предположил Бельведер.
— Чего-чего, а добродетельности мне даром не надо. — буркнул Ридли.
— Не глупи, Итен. И признавайся, чем тебя так задел Старбак?
— Ублюдок лишил меня пятидесяти долларов.
— А! Тогда ясно. — зная скаредность братца, Делани захохотал, — Каким же образом скромному сыну священника удалось совершить невозможное?
— Мы бились с ним об заклад. Он должен был завербовать для Фальконера одного негодяя по фамилии Труслоу и, чёрт бы подрал их обоих, завербовал.
— Птичка-Дятел начирикала мне об этом душегубе Труслоу. Ты-то почему его не завербовал?
— Легко сказать. Если бы Труслоу увидел меня возле его дочурки ещё раз, пристрелил бы без раздумий.
— Понятно. — хихикнул Делани.
Каждый из них запутался в тенетах, сплетённых собственноручно из собственных же слабостей. Но, если Старбаку хватало капкана греха и покаяния, Делани — честолюбия, то Ридли усердно укреплял силок беспримерной алчности толстыми нитями похоти.
— У душегуба есть причина пристрелить тебя? — полюбопытствовал адвокат, отбирая у брата сигару, чтобы подкурить от неё извлечённую из портсигара сигарету, свёрнутую из жёлтой бумаги, с пахнущим лимонной отдушкой табаком, — Так как, есть?