Шельга достал из ранца небольшую щетку и начал сметать пыль с приборной панели. Воронов громко чихнул и тут же воскликнул:
— Смотрите!
Майор замер.
— Что? — не понял Шельга.
— Да вот же! — Николай указал пальцем на знакомую по очертаниям прорезь возле большой восьмиугольной кнопки. — Ничего не напоминает?
По лицу Шельги расплылась улыбка.
Догадка пришла, как удар молнии.
— Надо же! — обрадовался он. — Как в сказке! Ключ от всех дверей! Дай-ка мне амулет, Николай.
Воронов протянул поблескивающий диск:
— Сколько времени у нас осталось?
— Два с половиной часа. Мы на финишной прямой, Николай, — ответил Шельга.
Майор вставил амулет-ключ в паз замка и осторожно нажал на кнопку.
Вспыхнул яркий свет. Завыла сирена. На стене замигала красная лампочка. Все, дело сделано — теперь ток поступал на все приборы и приспособления на базе.
— Выключайте немедленно эту квакалку! — крикнул профессор. — К нам сейчас со всей округи мерзость сбежится!
Шельга вытащил из замка диск.
Сирена смолкла.
Большая красная кнопка снова вышла из паза наружу.
Николай тяжело дышал.
— Чего вы так испугались, Тимофей Романович? — озадаченно поинтересовался Шельга, и отдал обратно Воронову диск, который тот тут же спрятал в кармане.
— Вы знаете, отчего кролики такие трусливые? — сказал Боголюбов нахмурившись.
— Отчего же?
— У них отменный слух благодаря большим ушам и слишком маленькое сердце. А нас окружают не кролики… Вы забыли о крысах?
И в этот момент послышался чей-то приглушенный крик.
Никто не расслышал слов.
Люди стали озираться по сторонам.
Сейчас их сердца, переполненные тревогой, бились в унисон.
— Что это было? — почти шепотом спросил Боголюбов, поежившись.
— Понятия не имею, — ответил майор.
Лиса указала на дверь:
— Этот звук раздался оттуда.
* * *
Нервы Кошкина были напряжены до предела, а в голове постоянно вертелась назойливая мысль: «Это какая-то безумная игра моего воспаленного воображения. Скорее — галлюцинация после ранения. Закрой глаза, и все сразу исчезнет… Исчезнет, как дурной сон».
После контузии память плохо возвращалась к нему — какими-то кусочками странной мозаики, которая никак не могла собраться и рассыпалась на маленькие фрагменты после очередного приступа головной боли. Тело то жгло, будто что-то внутри закипало, то знобило, словно какая-то ледяная рука касалась его. Нога, перевязанная грязной тряпкой, нестерпимо болела — через пару часов могло начаться заражение, которое потом уже ничем не остановить…
Кошкин услышал, как с глухим рокотом сдвинулась плита входного люка. Слышал чей-то голос, но не мог разобрать и понять язык говорящего — слишком тихо тот произносил слова, да и дверь хорошо глушила все звуки.