Саймон счел важным, что она больше не делала попыток убедить его в своей правоте. Очевидно, она полагала, что то, чему он станет свидетелем, будет говорить само за себя. Однако Саймон все еще испытывал сильные сомнения. Персиваль Бантинг, может, и нудный, и косный, но никак не тиран. Даже если он составил это ужасное расписание.
Аннабелл, взбираясь по ступенькам впереди него, добралась до двери в каменной стене, которая вела в детскую. Саймон одолел оставшееся пространство, шагая через две ступеньки, так что он был уже рядом с девушкой, когда она вошла в маленькую пустую спальню. Здесь спала няня, припомнил он. Оказавшись на этом этаже, он как бы вернулся назад во времени. В воздухе держался все тот же запах меловой пыли и пчелиного воска, ассоциировавшийся у него с детством.
Приглушенное жужжание голоса викария доносилось из классной комнаты.
Аннабелл задула свечу и тихонько поставила ее на стол. Поймав его взгляд, она приложила палец к губам. Затем на цыпочках вышла из комнаты.
Что за дурацкая секретность! Все это напомнило Саймону игру в разбойников, когда они с Джорджем однажды попытались подкрасться к служанке с игрушечными пистолетами в руках.
Но все же Саймон постарался не шуметь, выходя в узкий коридор. Аннабелл остановилась возле открытой двери, тесно прижавшись к стене. С этого места видна была только часть классной комнаты. Ни Николаса, ни викария не было видно.
По крайней мере теперь слова Бантинга хотя бы можно было разобрать. Он рассказывал о династических гражданских войнах между семействами Ланкастеров и Йорков, закончившихся тем, что английский трон заняли Тюдоры. Саймон помнил, как его восхищали все эти придворные интриги и кровавые битвы средневекового периода. Его гувернантка вплетала историю семейства Кевернов в рассказы об английской истории, чтобы сделать их еще более красочными. Но все, что говорил Бантинг, сводилось к сухому перечислению дат и отупляющему списку Генрихов и Ричардов с минимумом сведений, позволяющих отличить одного от другого.
Хуже того, викарий оставил возвышенное красноречие, которое он демонстрировал на кафедре. Он излагал урок нудным невыразительным тоном, без сомнения, неспособным заинтересовать восьмилетнего мальчика.
Сложив руки, Аннабелл закатила глаза и покачала головой, как бы показывая: «Я вам говорила…» Саймон искоса взглянул на нее. Хотя ему неприятно было это признать, она оказалась права в своих суждениях. Ему следовало уделять больше внимания образованию племянника все эти месяцы. Он не должен был полностью зарываться в дела поместья. Не имел права. Даже если ему чертовски трудно смотреть на Николаса, не вспоминая о коварстве Дианы…