Громкий крик донесся из классной комнаты. Бантинг в гневе повысил голос:
– Негодный мальчишка! Сейчас же отдайте мне это.
Саймон застыл, устремив взгляд в пустой дверной проем. Услышав шлепок, а следом приглушенный детский вскрик, он почувствовал, что пальцы Аннабелл судорожно вцепились ему в руку.
Она ринулась вперед, но Саймон опередил ее. Он вошел в класс и увидел, как Персиваль Бантинг, склонившись над партой мальчика, язвительно говорит:
– Ваш дядя высечет вас, когда услышит об этом.
Саймон ухватил священника за сутану и рванул назад.
– Нет, это вас я высеку, если вы посмеете снова поднять руку на моего племянника.
Лисье лицо Бантинга мгновенно побелело. Маленький предмет выпал из его руки и, подпрыгивая, покатился по гладкому деревянному полу.
– Лорд Саймон! Я… я не видел, как вы вошли.
– И слава Богу, иначе я бы никогда не узнал, какой вы мерзавец. – Саймон отшвырнул викария в сторону, так что тот, пошатываясь, врезался в учительский стол. – Соберите свои вещи и убирайтесь. Больше вы не вернетесь.
– Но, милорд…
– Убирайтесь немедленно, пока я не выставил вас также и из прихода.
Нахмурившись, Бантинг вытащил несколько вещей из письменного стола и захлопнул ящик. Обойдя стороной Саймона, он злобно посмотрел на Аннабелл. Она опустилась на корточки возле Николаса, обвив мальчика рукой.
Когда викарий вышел из класса, Николас соскользнул со стула и подобрал то, что выронил Бантинг. Это оказался маленький кавалерист, один из тех оловянных солдатиков, с которыми в детстве играл Саймон.
Аннабелл подняла на Саймона испытующий взгляд.
– Его светлости запрещали пользоваться старыми игрушечными солдатиками. Этот приказ исходил от вас или от мистера Бантинга?
– Боже милостивый, конечно же, не от меня.
Нахмурившись, Саймон наблюдал, как она взволнованно обдумывает его слова. С какой стати она решила, что он мог запретить ребенку играть старыми игрушками? Ответ пришел быстро. Потому что он никогда не давал ей повода думать иначе. Потому что он был суровым надзирателем по отношению к племяннику.
«Это от вас он убежал, это вас он боится. Если бы вы показали ему свою любовь и доброту, может, он бы с большей охотой посещал вас».
Гнев его постепенно угасал, и Саймону неожиданно захотелось взъерошить волосы мальчика или, может, опустившись на корточки, заговорить с ним. Но сила давней привычки удержала его на месте. Было бы нечестно пробуждать в ребенке ожидание любви. Ничего не изменилось. Он по-прежнему испытывал сильную неприязнь к Николасу. Возможно, если бы у ребенка не было этих светлых волос и зеленых глаз, того же хрупкого телосложения, что и у Дианы, все могло бы сложиться иначе. Но реальность невозможно было изменить.