Я протиснулся между Эммой и Арелией, собираясь обнять бабушку Пру. Эмма приоткрыла один глаз и свирепо приказала:
— Стой, Итан Уот! Тебе еще рано идти туда, куда она отправляется!
— Она — моя бабушка, Эмма! — расправив плечи, заявил я. — Я хочу с ней попрощаться.
— Нет времени, — прошептала Арелия.
— Бабушка Пру разговаривала с мной!
— Послушай меня, Итан Уот, — произнесла Эмма. — Она прожила хорошую жизнь и готова нас покинуть. А у меня и так хлопот полон рот. Стараюсь, чтобы те, кого я люблю, оставались здесь. Поэтому ты уж прости, — фыркнула она.
Но я мрачно уставился на Эмму.
Она вздохнула и пропустила меня к бабушке. Я зажмурился и сосредоточился.
— Бабушка Пру?
Молчание.
— Что-то не так? — тихо вымолвил я.
— Не знаю. Суматоха и вырвавшиеся из-под земли демоны, наверное, спугнули ее.
— Верно, — подтвердила Арелия.
— Слишком много людей ушло в Иномирье сегодня ночью, — согласно кивнула Эмма.
— А всего будет восемнадцать, так говорится в песне.
— Не может быть! — отчаялась Эмма. — Даже карты и великие предки иногда заблуждаются!
— Эти вести посылает мне мама. А она никогда не ошибается!
«Не сомневаюсь, Итан Уот», — прочел я в ее взгляде. Она могла ничего не говорить — достаточно было посмотреть на ее стиснутые зубы и глубокие морщины на лбу.
— Эмма!
— Лиа, Арелия, Твайла, помогите нам, — вздохнула Эмма.
Мы крепко взялись за руки, образуя круг смертных и чародеев. Я — потерявшийся проводник. Лиа — светлый суккуб. Эмма — ясновидящая, заблудившаяся во тьме. Арелия — прорицательница. И, наконец, Твайла, вызывающая духи мертвых, а теперь сама ставшая призраком. Свет, который укажет бабушке Пру дорогу домой.
Эти женщины стали членами моей семьи.
— Начнем? — осведомилась Эмма у Твайлы.
Лампы погасли. Внезапно подул ветер, хотя окна были закрыты.
Тьма сгущалась до тех пор, пока мы не очутились в пустом зале, возле огромной двери. Я понял, что за ней находится хранилище. Значит, я попал в «Изгнание» — соседний ночной клуб в чародейских туннелях. Оглядевшись по сторонам, я заметил, что остался один. Я потянул на себя серебряное колесо на двери, но створка не поддавалась.
— Поднатужься, Итан! — раздался знакомый голос.
Я обернулся. Бабушку Пру в вязаных тапочках и розовом капоте была здесь! Она тяжело опиралась на стойку с бесполезной капельницей.
— Бабушка! — обнял ее я, чувствуя ее хрупкие кости под тонкой как пергамент кожей. — Не бросай нас!
— Хватит ныть! Ты прямо как Эмма! Целую неделю торчала у меня каждый вечер и рыдала! Вечно клала мне под подушку пакетики, от которых несет почище, чем от памперсов Харлона Джеймса! — поморщилась она. — Я тут засиделась! В больнице по телевизору даже мои любимые сериалы не показывают!