— Какому болвану пришла в голову мысль угрожать Аристовой? Это же надо додуматься! Кретины безмозглые! И что теперь прикажешь делать?! Завтра в московских газетах эта новость на первых полосах — из трех мне уже звонили, из трех! А сколько еще будет этих газет и что там понапишут? Я столько сил приложил, чтобы в столичной прессе о нас не появилось ни слова, ты сам знаешь, скольких это усилий стоило, сколько денег ушло, чтоб заткнуть рты, — и вот тебе, пожалуйста, опять мы в центре внимания! И как раз в тот момент, когда каждое словечко во вред.
Минеев снова зашагал к двери кабинета. Развернулся резко, вдруг застыл на секунду:
— А не дело ли это рук нашего друга Левы? Слушай, Николай, этот кретин возомнил о себе слишком много. Или…
Минеев подошел вплотную к Ращинскому.
— Или, может быть, он нашел? Он ничего тебе не говорил? Может быть, нашлись негативы?
Ращинский понял, что хотел сказать Минеев. Если негативы наконец обнаружены, Бессарабов или те, у кого они в руках, узнали, почему эти негативы так волнуют губернатора. Но о находке никто не сообщал.
— Не знаю.
Минеев зло развернулся. «И что кружится, как муха вокруг меда?» — подумал Ращинский, а вслух сказал:
— Надо все спокойно обдумать.
— Спокойно?! — взвился Минеев. — У нас есть повод для спокойствия?!
Но он все же сел в кресло. Взял в руки карандаш, покрутил его в пальцах, резко разломил надвое.
— Ты Леве передай, я его в бараний рог скручу, если он в свои игры надумал со мной играть. Я его уничтожу, он и пикнуть не успеет, скотина. — Минеев вытащил платок, вытер лоб, губы. Глянул исподлобья на Ращинского. — Я в ваших переговорах не участвовал. Что ты там ему обещал — не знаю. И знать не хочу! Прошло почти полтора месяца — а у меня до сих пор нет негативов. У меня — нет, но у кого-то они есть, где-то у кого-то спрятаны. Это бомба замедленного действия. И ты, Николай, это знаешь. Негативов как не было, так и нет, за убийством Андрея потянулись еще два, а теперь вот и эта хреновина с угрозами Аристовой.
Он снова встал, подошел к окну, долго молчал.
— Значит, так. Через три дня негативов не будет — не будет и Левы. Раздавлю. Так и скажи ему открытым текстом. Мне этот хвост, который с каждым днем все длиннее, на хрен нужен. Меня ни на грамм не волнует, что там Лева думает по поводу меня и как он планирует держать губернатора на приколе. Подавится!
Минеев повернулся, лицо его было бледным. Он снова отер платком вспотевший лоб.
— Клавдия тебе звонила ночью, я слышал. Плачется-жалится, что «не виновата я, не виновата, он сам ко мне пришел», да? Что молчишь?