— Мне нужен Колев…
— Доктор Колев со вчерашнего дня в отпуске…
Быстрее к дому. Не хватает, чтобы он куда-нибудь смотался… Отпуск в декабре! Случается и такое…
Обиталище мертвеца. Справляюсь о Жанне. Послушно сидит в комнате. Поумнела, значит, наконец, хоть и с некоторым опозданием. Затем стучусь к доктору и вхожу. Комната такая же, как у Славова, только нет той чистоты и уюта. Две полки с медицинской литературой, неубранная кровать, на столе — разбросанные рукописи, а за столом — сам Колев. Он отрывается от работы и кивает мне.
— А, это вы… Заходите.
— Так-то вы отдыхаете? — спрашиваю я, показывая на рукописи.
— Вот именно.
Лицо Колева не выражает благодарности за то, что я сочувствую ему.
Всякий раз при виде медицинских книг я испытываю легкую грусть. Первая любовь не забывается. Колев замечает завистливые взгляды, которые я бросаю на толстые тома. На лице его появляется улыбка, внезапно смягчающая его резкие черты.
— Это не судебная медицина.
— Судебная — не судебная, все равно ока всегда интересна. У меня друг, так он просто мечтал о медицине, как некоторые мечтают о большой любви…
— И что же?
Я небрежно машу рукой.
— Не состоялось… Но это уже совсем другая история. Вернемся к нашей. Я вот смотрю — работаете. Научный труд, по всей вероятности. И немало сделано. И все это пойдет прахом?
— Ваше участие меня трогает, но я вас не понимаю.
— Все рухнет, говорю.
— Почему?
— Из-за того, что вы совершили глупость. Из-за того, что продали Маринову цианистый калий. Да, сколько вам, между прочим, заплатили за это?
Лицо Колева снова приобретает привычно хмурое выражение.
— Ничего я не продавал.
— Слушайте, доктор, — говорю, — бывают случаи, когда упорство приносит желанные результаты. В научной работе, например. Но сейчас оно абсолютно бессмысленно. Вот это видите?
Я вытаскиваю из карманов выписки из протоколов.
— Не понимаю, — упирается врач.
— А если я покажу вам здесь имя Евтимовой, вашей родственницы, биолога, поймете?
Он отрицательно качает головой.
— Ничего не понимаю.
— Очень жаль, — повожу я плечами. — Стало быть, я ошибся. Стало быть, шерше ля фам. Тогда придется задержать Евтимову.
— Вы шутите? — вскакивает Колев. — Что общего может иметь Евтимова с… с…
И почему это все думают, что я вечно шучу? Лицо, что ли, у меня такое?
— С отравлением Маринова, хотите вы сказать? Что ж, могу объяснить. Я только что был у Евтимовой, показал ей эти бумаги. Она, как видно, толковый человек. И вообще я установил, что с женщинами мне бывает легче столковаться. Она призналась, что взяла цианистый калий для каких-то своих опытов, а остаток отдала Маринову, когда он попросил об этом.