Потом было еще три года – относительного спокойствия. Да потянуло Велехова к родным куреням, к Дону, благо и курень от отца осталось, хозяйство – не продавать же. Вот и вернулся к родному Дону казак старины Вешенская Григорий Дмитриевич Велехов, по кличке "Араб" привел жену-арабку да пацаненка. Подновили курень, стали на хозяйство. Хозяйствовали – как Бог даст. А Бог давал. Одиннадцать лет на Востоке приучили Велехова к тому, что рассчитывать можно и нужно только на себя и помощи ждать от кого то – тоже не следует. Так он и хозяйствовал – трактор выкупил одним из первых, почти выкупил сто собственных гектаров земли, да обрабатывал сотню гектаров других казаков – за долю в урожае…
Казаки на Дону встают рано. Пять часов минуло – а в добротном курене Велеховых у самого взгорка, уже загорелся свет. Первой проснулась жена хорунжего, арабка со столь сложным и непривычным для казацкого слуха именем, что все звали ее просто Лена, Елена. Сколько разговоров попервой было – бабы есть бабы, их хлебом не корми дай погутарить на прогоне да косточки перемыть. Но потом, работящая и приветливая арабка прижилась в хуторе, бабы погутарили – погутарили да и забыли, благо тем для разговора всегда найдется и без этого.
С утра дел полно – коров передоить, да в стадо выпустить, мужу на стол собрать, птицу покормить да на двор выпустить. Тяжела женская доля, недаром бытует горькая поговорка – "коли все девки такие красивые – откуда же бабы то такие страшные берутся". Но Лену не брало ничего – ни годы, ни тяжелая работа в большом, многоскотинном хозяйстве. Обычно, в таких куренях по две-три бабы хозяйство ведут. А она и одна справлялась и оставалась такой же, как и три года назад когда в хутор пришла – гибкой как тростинка, неожиданно сильной, с густой, до пояса гривой иссиня-черных волос, которые она не прятала под косынку, с белоснежным просверком улыбки…
Проснулся в шесть и Григорий – надо было собираться пахать. На улице играл рожок пастуха, собирающего скот с куреней – только неделю как выпустили с зимнего стойла, седые космы тумана прятались по закоулкам, чувствуя скорую смерть в первых лучах по-летнему жаркого солнца. День и впрямь обещал быть жарким, как раз к пахоте…
Проснувшись, Григорий одним прыжком спрыгнул с печи, поймал жену, на миг прижал к себе. Достается бабе – и впрямь такое хозяйство не по ней одной. Но ни слова против за все время жизни с ней он не слышал. Оно и неудивительно – у арабов женщина, сказавшая хоть слово против законного мужа, может быть изгнана из дома, а то и забита камнями. Женщина – не человек. До сих пор Григорий помнил страшную, леденящую душу историю, как дуру-девку, нагулявшую брюхо от стоявшего недалеко на заставе казака, родной отец отправил к колонне наливников со связкой гранат в руках. И ведь пошла! Пошла, ни слова не сказав! Вот так вот – на Востоке. Здесь он это не рассказывал никому – незачем было местным знать это. Все равно – не поймут ничего…