Подошел хорунжий Скобцов, отряхивая руки о штаны – их старший патруля на сегодня.
– Что?
– Десять человек с оружием. Ушли, видимо к селению.
– Муртазаки?
– Бес их знает.
Хорунжий посмотрел на часы.
– Давно прошли, как думаешь?
– Часов двенадцать, кубыть, не больше… – с ноткой сомнения в голосе сказал Волков
Скобцов достал из портупеи карту, перегнул ее нужным квадратом вверх, сориентировался по компасу.
– Там у них на пути шестнадцатая застава. Километров тридцать.
Все молчали, ожидая решения
– А до двенадцатой, куда мы идем – двадцать. Если верхи идти, и нигде не стоять – то сегодня к вечеру добегем…
Хорунжий убрал карту обратно, негромко присвистнул – такая у него была привычка.
Племенная территория (Федерация Южноаравийских княжеств, современный Йемен)
Шейх Усман
11 апреля 1949 г.
– Хорунжий Слепцов! Хорунжий Слепцов!
– А? – хорунжий дернулся возвращаясь из грез о доме, о Доне, о родном хуторе в грязную и беспощадную реальность. А в реальности этой было много чего – была служба, была колонна бронетехники, грохочущая по разбитой в хлам дороге, был открытый сверху десантный отсек. И была пыль- проклятая пыль, не дающая дышать даже сквозь сложенную втрое кашиду,[8] которую они повязывали не на голову, а на нижнюю часть лица, становясь при этом похожими на бандитов с большой дороги…
– Тебе чего…
Опять Бабицкий… Хохол-казак, хуже этого нет ничего. Да еще молодой только действительную отслужил. Отслужил – и видимо сам вызвался сюда, молодые они такие, лезут везде. Вот его и засунули в эту ближневосточную дыру, где сам хорунжий приканчивал второй год командировки. Черт бы тебя побрал, Бабицкий…
– Господин хорунжий, а почему железную дорогу тут не построят? Ведь проще же было бы, построил – и все. Не надо колонны гонять. И муртазаки поприсмирели бы…
– А вот я сейчас тебя по спине нагайкой вытяну, тогда и узнаешь, почему… – мрачно побежал хорунжий – за пулеметом следи и…
Что еще вменялось в обязанности казаку Бабицкому, мир не узнал, потому что в этот момент бронеавтомобиль, в котором они ехали, тряхнуло, да так, что Слепцов приложился о борт и хватанул ртом самую пыль, щедро поднимаемую колесами, а Бабицкий ударился об турель счетверенки "Максима" – основного огневого средства казаков при проводке колонн.
Прокашлявшись, едва не выхаркав с пылью легкие – во рту была такая сушь, что даже плюнуть было нечем, Слепцов полез вниз, в тесную, исходящую вибрацией и ревом двигателя бронированную коробку, к шуршащей помехами рации.
– Я Дон-восемь, вызываю Рубеж-сорок два, прием!
В Адене – а они уже были почти что в городе, между Аденом и городом-спутником Шейх Усман было всего то пара километров – связь была прекрасной, тем более то на такой мощной рации. Это когда идешь по маршруту – горы так экранируют, что большую часть маршрута идешь глухим и слепым и случись чего – отбиваться придется, рассчитывая только на самого себя.