Старик замолчал, и зазвучал громоподобный голос Луча. Старейшина перечислял имена погибших. После каждого имени следовала пауза, чтобы женщины могли вдоволь поголосить. Хотелось уйти. Всегда возникает некая неловкость, когда соприкасаешься с чужой скорбью, но не можешь проникнуться. Чувствуешь себя виноватым, что ли.
Когда Луч смолк, Головня шагнул к одному из мешков, развязал его, и оттуда на вытоптанную землю выкатились… Отрубленные головы манипуляторов, погибших во время бойни – не только самцов, но и самок, и детенышей.
Пригоршня выругался, я сглотнул вязкую слюну. Головня торжественно проговорил:
– Мы отомстили за наших соотечественников. Всех, кто к нам придет, ожидает смерть. Трофеи развесим на деревьях, чтобы другим неповадно было.
Умом я понимал, что враг опасен, с ним надо бороться его же методами, но принять и оправдать варварскую жестокость не мог. Старейшины высыпали содержимое остальных мешков. Дети с визгом налетели на головы, принялись катать их по площади, как футбольные мечи. Голова детеныша остановилась у моих ног: помутневшие глазки были открыты, зубатый рот – разинут. Пригоршня отфутболил башку к костру и проворчал:
– Зря остались.
– Твоя инициатива – поучаствовать в некро-шоу, – съязвил я.
Детишки развлекались минут десять, потом сами же притащили испачканные пылью головы и сложили в мешки. Снова забили тамтамы, народ расслабился, и женщины побежали по домам за съестным, чтобы достойно отпраздновать победу.
– Чё-то аппетит пропал, – пожаловался Пригоршня. – Может, ну их, и в путь?
– Карту нам давать отказались, проводники никуда не пойдут, пока все не закончится, так что придется терпеть до вечера.
Спустя минут пятнадцать на центральной площади вовсю шли гуляния. Прямо на земле на длинных полотнищах была разложена еда, мужчины ели, женщины плясали, барабанщики выбивали ритм, старейшины стояли возле потухающего огня. Мешки, слава богу, уже унесли, и Пригоршня приступил к трапезе.
Я неторопливо подошел к нему. Один из местных вскочил, глядя с подобострастием, и уступил коврик, на котором сидел. Отказываться я не стал. Аборигены косились на нас с почтением, но пока, слава богу, молчали.
Вокруг Пригоршни начали собираться девушки, но подходить еще боялись, хихикали в стороне. У меня образовался фан-клуб поменьше. Все беленькие, румяные, глазками стреляют, шепчутся. Цвет волос обсуждают? Он для них непривычен. Интересно, в Небесном городе тоже одни блондины?
Вспомнились головы манипуляторов – там и брюнеты попадались, и русоволосые. Видимо, у них с людьми общий предок, как у неандертальцев с кроманьонцами.