Да, о пришельцах из другого мира не знает никто. В сложившихся реалиях это понятно и объяснимо, но все равно настораживает. Пригоршня тоже не доверял горожанам. Он опасался, как бы нас не пустили на опыты. Ну а если, и правда вскроют, как тех лягушек?
Эту мысль я отогнал: они надеются получить информацию о соотечественниках, пропавших в нашем мире. Думают, что мы с ними пересекались.
Двери, двери, двери, стены, повороты… Наконец, мы вышли к лифту, поехали наверх и опять – коридоры-двери-повороты. Затем – путешествие на самодвижущейся дорожке по стеклянному тоннелю, соединяющему небоскреб с квадратным зданием, где окна были только с двух сторон. На крыше здания, куда протянулся тоннель, стояло странное сооружение – стальной круг со встроенным то ли серпом, то ли полумесяцем.
Я глянул вниз: там суетились люди в однотипной одежде, различалась она лишь цветом курток.
Тоннель разделился на три, бледный нажал на кнопку, и мы ступили на правую дорожку. Спустились по лифту. Проехали на эскалаторе. За это время нам не встретилось ни одного человека. Если бы не рабочие внизу, я подумал бы, что Небесный город пустеет и умирает.
В конце концов, мы прибыли в просторный зал со стульями-тронами, потускневшими картинами в золоченых рамах, гигантскими мраморными колоннами и гранитным полом. Вместо потолка тут было стекло: клубились тучи, синеватые перед закатом. Лампы, стилизованные под факелы, давали тусклый мерцающий свет, отчего чудилось, что зал населен движущимися тенями.
– Пусть ваше лето будет долгим, – прокатился по залу голос и недолго звенел, отраженный стенами.
–
Такие же, как мы, –прозвучало в голове.
–
Надеюсь, они знают.
Людей в здании было как минимум двое, их скрывали колонны. Одно ясно: в этом мире человек не совершает насилия над соплеменником, все делается добровольно, иначе нас обыскали бы при входе и попросили сдать оружие. Мыслимо ли – сам Канцлер, и без охраны!
– Проходите, – пророкотал Канцлер, и мы зашагали по гранитному полу.
Я запрокинул голову: на улице потемнело, и в стекле отражались наши фигурки – букашки посреди гигантского зала.
Вскоре мы заметили двух мужчин, стоящих в тени колонн возле овального деревянного стола, окруженного троноподобными стульями, обитыми бордовым бархатом.
– Долгого лета, – поприветствовал я хозяев величественного зала.
Пожилой сухопарый мужчина в белом кителе приложил руку к груди. Приветствие такое, что ли? Настоящий канцлер: строгий, сдержанный, с тонкими, плотно сжатыми губами. Улыбаться он не любит – уголки рта опущены.