Они не торопясь шли по дорожке от дома, вдоль расцветающей клумбы с первоцветами. Лия раздумывала о том, что ей не хватает работы. Руки скучали по привычным движениям, а голове не хватало в какой-то мере изнурительного процесса трудовых будней.
– Мне придется уехать на несколько дней, – заговорил, нарушая тишину, Ян, – не предупредить тебя было бы грубостью.
– Уезжаешь? – Лия неожиданно поразилась тому, что ей стало неприятно от этого известия. От того, что это восклицание само вырвалось, показывая её мысли, она покраснела.
– Ты можешь считать меня кем тебе угодно, но я попрошу тебя оставаться моей гостьей. Согласен, – предвосхищая её ответ, продолжил он, – просьбой это сложно назвать, но всё же, обещай, что не предпримешь снова попытку сбежать, пока меня не будет.
Лия кивнула.
– Знаешь, – снова заговорил Дорнот, немного помолчав, – Когда я был достаточно маленьким, отец считал, что я стану его гордостью. Его наследником. А потом, выяснилось, что его гордость почти дурак, не способный так же бегло, как его сверстники, овладеть чтением, непонимающий как читать и что от него хотят, заставляя смотреть в книгу. Конечно, мы знаем, что это – вовсе не проблема. Но мой отец, – Ян слегка улыбнулся, – каждый раз я видел в его глазах тень разочарования. А мне так хотелось, чтобы он мной гордился. Наверно, если бы несколько докторов не заверили его, что я просто не такой, как он хочет, но и не идиот, он бы решил, что на мне поставлена точка. Меня отправили в школу, вбили науку, постепенно я стал не хуже других. Хотя, чтение до сих пор дается мне сложновато, не скрою. А потом я понял, что хочу идти своей дорогой.
Лия ощущала себя так, словно её поджаривают на сковороде. От того, что говорил Ян, её бросало в котел, где кипели стыд и сочувствие. Не догадываясь о том, что происходит с его спутницей, он, погруженный в свои воспоминания, продолжал говорить:
– Это я и сказал отцу, вернувшись. Я не ждал, что он поймет меня. Но он сказал, что я как родился ничтожеством, так им и останусь, он не ожидал от меня ничего большего. Потому, что только ничтожный человек стремиться стать игрушкой для всех, не понимая, что его любвеобильность выглядит жалким доказательством того, что он – слабак.
Дорнот поддел ногой плоский камешек, проследил взглядом за его полетом и беззаботным тоном закончил свой рассказ:
– В тот вечер я ушел и больше никогда не видел отца. Он знал, где я нахожусь. Но запретил всем, даже миссис Норис упоминать при нём обо мне. Я даже о его смерти узнал позже всех. Наверно он должен быть доволен такой своей мести.