– Доброе утро, – пока она воевала с собой, он уже поднялся и стоял, без всякого выражения глядя на неё.
– Ну и куда Вы меня привезли? Чего Вы хотите?
Дорнот подошел к окну, поправляя штору, чтобы солнце не падало прямо ей в лицо.
– Отдыхайте, сейчас Вам нужен отдых.
– Родные будут меня искать, – Лия сменила тактику, взывая к здравому смыслу, окончательно покинувшему мир в последние два дня.
– Не беспокойтесь, их предупредили, что Вы уехали.
Это было слишком.
– С какой стати? Вы в своем уме? – Она почти завопила, вскакивая и пытаясь добраться до ненормального. Но не вышло. Он сам преградил ей дорогу. А вот ноги заявили, что абсолютно не горят желанием помогать ей. И, если бы не подхвативший её ненормальный, она просто села бы на пол.
– Что Вы мне вкололи? – Раздраженно спросила Лия, призывая все кары небесные на голову Дорнота.
– Не беспокойтесь, это что-то среднее между сильным успокоительным и легким наркозом, безопасное для жизни, – её водворили обратно на кровать, – Вам действительно лучше отдохнуть, чтобы действие препарата закончилось.
– Вам никто не говорил, что Вы – сумасшедший? – не удержалась Лия. На миг он остановился. Затем, не говоря ни слова, вышел из комнаты. В замке повернулся ключ.
Лия глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Кажется, жизнь превратилась в сплошное безумие. И отсюда надо выбираться, она не будет сидеть сложа руки. На окне висели длинные шторы, и, судя по всему, это был второй этаж. Исторические способы выбраться были всегда актуальны, не будет же она сидеть и ждать, сложа руки – что произойдет дальше. Но в одном Дорнот был прав – сперва надо отойти от тумана в голове, подождать, пока тело вновь не станет послушным.
Она лежала на краю удобной и мягкой постели, просматривая как киноленту события прошедшего дня. Это была игра, игра в которой её использовали как пешку почти все – и Эрик, и тот, кто её так подставил, причем она сама взяла на себя роль пешки слепо и восторженно. И это было обидно. Каждый раз, когда она натыкалась на его имя, в груди словно поворачивали острый нож, и становилось трудно дышать. Это было несправедливо. Это было больно. И вместе с тем крепла решимость – она не даст никому и ничему сломать себя. Ни тому, кто её предал, ни тому, кто привез её сюда в своих целях.
Часов у неё не было – она никогда их не носила. Но судя по солнцу, прошло достаточно времени. Близился закат. Лия пошевелилась – вроде всё уже работало, как и раньше. Она потерла глаза, задела рукой злополучную челюсть и зашипела от боли. Кажется, отек и синяк украсили её лицо от души, ведь в удар, судя по всему, вложили всю силу любви, избавляясь от чувств таким образом.