— Вам противно на них смотреть, Костя, — шепчет на ухо Виола, прижимаясь к Максимову. — Вас прямо перекашивает…
Они танцуют медленный танец, плавно отдаляясь в свободный от людей закуток. Виола пригласила, а Максимов не железный.
— Портят всю картину, Виола, — соглашается сыщик. — Умом-то я это дело понимаю, а вот душой — никак. Это какой же перекос надо иметь в мозгах…
— А вот вы и не правы, — смеется девушка. — В 1973 году Американская ассоциация психиатров исключила гомосексуализм из числа психических заболеваний. Абсолютно достоверный факт. Я копалась в сетевых «подшивках» «Нью-Йорк таймс», когда кропала заметки для «Вечерки»…
— Не защищайте это мракобесие, — возмущается Максимов. — Оттого и исключили, что большинство в этой ассоциации ничем не лучше…
Виола хихикает ему в шею. Это щекотно и приятно.
За стойкой бара очкарик Ворович охмуряет брюнетку Ингу. Он загадочно сверкает очками с позолоченными дужками, много говорит. На брюнетке густое перламутровое ожерелье, ей нравится этот подтянутый «вшивый» интеллигент. Кто кого охмуряет, еще вопрос. Сразу видно, что у ребят все получится.
Брошенный законной блондинкой брюнет Каратаев верен данному слову (решительно напиться). Он сидит в гордом одиночестве, общается с бутылочкой крепкого напитка. Сильно пьян, но не буйствует. Шатен Пустовой, видя, как Виола льнет к Максимову, следит за последним с неприязнью. Хлопает стопарик виски и объявляет во всеуслышание, что пора бы познакомиться с горничной. Эх, губастенькая… Сразив соперника взглядом, уходит знакомиться с Ксюшей. Пять минут спустя возвращается с мучнистым лицом, падает рядом с пьяным Каратаевым, машет Ордынцеву: неси, да побольше… «Косяк стремный», — емко признается визави. Каратаев польщен, начинает объяснять угрюмому Пустовому, что чем меньше женщину мы любим, тем больше времени мы спим. Что спелая плюшка (равно как и драная блондинка с закидонами) — еще не повод, как говорили древние, задрав штаны, бежать за комсомолом, поскольку все они на поверку — последние твари, уж он-то знает, сам взрастил на груди гадюку, а с чего бы ему пить четыре дня? А пьянство, между прочим, непростое ремесло. Накапливаются токсины, образуется зависимость. Кому, как не ему, Владимиру Валерьевичу Каратаеву, бывшему наркологу, управляющему научно-техническим предприятием «Санария», основателю городской общественной организации «Здоровье нации» (а заодно и «совесть»), провальному кандидату в депутаты горсовета — об этом знать?
В противоположном углу в печальном одиночестве сидит старик Ровель — прямой, как штык, греет в ладошках бокал с вином. Вокруг старика — тяжелая аура. Никто к нему не подходит. Он вылитый Кощей — костлявый, тощий, с хорошо фиксированным пристальным взглядом. Проницает прямо вглубь — Максимов чувствует, как временами шевелятся волосы на затылке, а в голове со скрипом происходят сдвиги.