Они смотрели друг на друга, и ни один не отводил глаз. Дженнифер не смогла бы отвернуться, даже если бы захотела, а она, да простит ее Бог, не хотела. Те несколько недель, что продолжалось их знакомство — если, конечно, можно назвать знакомством их обмен взглядами в кафе, — они оба молчали. Молчание интриговало, завораживало, обольщало. И, когда Мартин произнес ее имя, оно прозвучало для уха Дженнифер непривычно приятно. Разве могла Дженнифер отказать ему в таком же удовольствии?
— Мартин.
Его глаза блеснули, а расстояние между ними стало еще меньше, хотя Мартин вроде бы и не шелохнулся.
— Меня разбирало любопытство…
Глядя в темно-синие глаза, в глубине которых прыгали веселые искорки, Дженнифер не могла солгать и призналась:
— Меня тоже.
И только любопытство — по крайней мере, так Дженнифер объяснила это себе — позволило ей принять неизбежный поцелуй.
Мартин поцеловал ее уверенно и крепко, но не грубо, без жадности, свойственной тем, кто, ожидая отказа, торопится. В этом поцелуе было все, о чем Дженнифер мечтала, все, чего ей не хватало, все, чего могла пожелать женщина. А когда язык Мартина, медленно пройдя по ее губам, проник внутрь, Дженнифер задрожала.
Огонь, вспыхнувший в груди, распространился ниже, лишая ее воли, отдавая во власть желания, зародившегося еще тогда, когда они смотрели друг на друга в полупустом кафе.
В Мартине молниеносно полыхнуло пламя страсти, быстро разгоревшееся и превратившееся в настоящий пожар чувств. И такой небывалый взрыв эмоций всего лишь после поцелуя. А что будет, если он пойдет дальше? Скажем, когда почувствует ее пушистый, упругий, нежный и трепещущий бугорок, доверчиво раскрывающийся в его ладони? Или когда его раскаленная, вздыбленная плоть будет торжественным маршем, под фанфары, победоносно входить в жадно распахнутое, заждавшееся, изнывающее и влажное, пахнущее цветами и нектаром божественное лоно? Что будет в этот миг с его разумом и с нервной системой? Смогут ли они выдержать такое испытание?
От одной этой мысли сжимались кулаки и сворачивались внутренности. Мартин не был лежебокой и пацифистом. Он не мог сидеть под пальмой, ожидая, когда кокос сам свалится ему на голову. Или когда женщина сама затащит его в постель, сама разденет и сама займется с ним сексом. Если что-то было нужно, Мартин добывал это, не откладывая в долгий ящик. Но никогда еще он не желал столь страстно получить так много и так быстро, как сейчас. Он совершенно утратил над собой контроль, как лось в период гона. И все это сделала с ним эта хрупкая, изящная женщина.