— За этим столом нет места. Не пересесть ли лучше туда? — предложил Рауль, указав на соседний свободный стол.
— Отлично. — Триша уселась на стул, который он отодвинул для нее, а Роб расположился на противоположном конце стола.
— Думаю, может оказаться, что мы встретились не напрасно, — сказала Триша. — Роб только что обсуждал возможность пополнения своего комплекта лошадей. Он хочет купить нескольких аргентинских пони. Мне кажется, что, если у вас самого нет лошадей на продажу, вы могли бы дать ему несколько советов или рекомендаций.
— У меня всегда есть лошади на продажу, но многое зависит от того, насколько пони подходят наезднику… и от цены, которую вы хотите заплатить за них. — Рауль адресовал свой ответ непосредственно Робу.
— Это верно, но всякий игрок хорош ровно настолько, насколько хороши его пони, — сказал юноша, повторяя слова, которые недавно услышал от Лес.
— Справедливо также и обратное. Пони настолько хороши, насколько хорош человек, который на них ездит. — Длинные пальцы Рауля сжали ручку пивной кружки и приветственно приподняли ее. — Я не мог не заметить, что с тех пор, как мы с вами играли, ваша игра заметно улучшилась. — Он поднес кружку к губам и сделал большой глоток.
— Я собираюсь улучшить ее намного больше, — заявил Роб.
Официантка подошла к столу с кружками и тарелкой, на которой лежал пирог в форме половинки луны, начиненный мясом, луком и овощами. Роб достал из кармана несколько фунтовых банкнот и положил на стол. Пока официантка отсчитывала сдачу, он успел впиться в пирог зубами и запить его глотком ирландского портера. Он действительно сильно проголодался после игры.
— Кто ваш наставник? — спросил Рауль.
Триша тем временем принялась потягивать свой эль. Она не возражала против того, что на нее не обращают никакого внимания, — это давало ей возможность изучить внешность Рауля поближе так, чтобы этого никто не заметил.
Казалось, что по его лицу мало что можно прочитать. И все же было в нем что-то жесткое и неумолимое, соответствовавшее, как решила Триша, манере его игры на поле. Ни в линиях рта, ни в глубоких складках по его краям не было никакой — или почти никакой — мягкости. Но больше всего, пожалуй, убеждали в этом его пронзительные голубые глаза, искрившиеся холодным высокомерием. Это было лицо бесстрастного человека, который смотрит на жизнь с высоты, из седла своего коня, сохраняя к ней полное равнодушие. Триша улыбнулась про себя, гадая, не разыгралось ли у нее воображение только потому, что он совершенно безразличен ко всем ее домогательствам.