– Не волнуйся, – сказал Балдезар. – Мы оба пострадали. Я заинтересован в этом не меньше тебя.
Я мрачно усмехнулся:
– Сомневаюсь, Фальшак. Очень сильно сомневаюсь.
Солнце уже поднялось на две ладони над горизонтом, когда я добрался до дома и рухнул на кровать. Мне бы поспать часов десять, но толком сон не шел. Всплывали дремотные картины поединков, падений, сточных коллекторов и гигантских Ангелов с писчими перьями. К полудню я отчаялся и выполз обратно на улицу.
Наспех перекусив у Проспо, я проверил три тайника, где мне обычно оставляли записки, и пошел по улицам – заниматься делом. Не приходилось удивляться, что добрая половина слухов, собранных за пару часов, касалась меня – вернее, покушения Тамаса. Когда под окнами орут и дерутся, на это обращают внимание. Правды звучало мало, кое-что было чистым враньем, а несколько человек даже удивились при виде меня живого.
Я приписывал последнее раздутым отчетам о поединке, пока не натолкнулся на Бетриз. Она тоже была Носом, только Широким, а не Острым, как я, и сообщила мне, по обыкновению Носов, кое-что неприятное.
– Говорят, что ты утаиваешь от Никко сведения.
Она сказала это буднично и бросила в рот оливку. На пальцы были нанизаны еще шесть – так проще носить съестное, купленное минуту назад.
– Что? – опешил я. – Какие еще сведения?
Бетриз была высока и стройна, с темно-карими глазами и знающей улыбочкой, подобающей Носу. Ею и улыбнулась, едва проглотила оливку.
– Звонят, что ты обнаружил Шпика в доме Никко и не сказал, – сообщила она, слизывая рассол. – Это правда?
Я смотрел на нее бесстрастно, хотя соображал лихорадочно. Слух о Шпике должен был умереть и не подхватываться другими сборщиками информации. Я велел Мендроссу положить ему конец. Какого черта им занималась Бетриз?
– Дурак ты, – сказала она, по-своему оценив мое молчание. – Ты лучше других знаешь, что нельзя ничего утаивать от Никко.
– Я не… – заговорил я, осекся, сделал глубокий вдох и начал заново: – Я делаю, черт побери, свою работу, о которой тебе прекрасно известно: беру хренотень и отделяю хрень от тени. Я не даю Никко угробить организацию из-за пустых подозрений. Все это чушь. Мне совершенно незачем, чтобы он наломал дров по ходу пустых разборок.
Бетриз подняла выгоревшую бровь:
– Это незачем тебе?
– Мне, организации – всем.
– Угу, – отозвалась она, не слишком убежденная.
– Где ты это услышала?
– Да где-то на улице. – Бетриз неопределенно показала пальцем с оливкой.
– Ну да, понятно, – сказал я. – Сколько с меня?
Бетриз просияла:
– За что я люблю тебя, Дрот, так это за умение разбираться с херней.