Граф пришел бы в ярость, если бы знал, что большинство слуг догадывается о его планах на вечер.
Приказывая подать лошадь, он не сомневался, что все считают, что он собирается на вечернюю прогулку. Но и конюх, подведший к нему нетерпеливого коня, и слуга, открывший дверь, и старина Мастерс, проводивший с поклоном, — все знали, куда направляется их хозяин.
Сначала он мчался галопом, чтобы успокоить нервы, потом повернул коня на север и углубился в лес, отделявший поместье Дроксфордов от владений лорда Сибли.
Проскакав десять миль, он наконец подъехал к саду, в глубине которого стоял дом лорда Сибли.
Поместье было небольшое. Когда лорд Сибли понял, что запросы жены ему не по карману, он резко сократил штат прислуги, а землю и вовсе сдал в аренду. Поэтому, проезжая по угодьям своего соседа, граф был уверен, что не встретит никого из знакомых.
Наконец он доехал до места и спешился, привязав коня к забору. Тихо прошел между деревьями и кустарником к маленькой белой часовне, построенной в греческом стиле еще отцом лорда Сибли. Старик питал слабость к античности.
Казалось, что внутри никого нет. Лорд Дроксфорд, открыв дверь, увидел золотистое пламя двух горящих свечей. Леди Сибли сдержала свое обещание. Ждать ее не пришлось. Она лежала на кушетке, откинувшись на шелковые подушки. Когда он вошел, женщина протянула к нему руки. В прозрачном розовом пеньюаре, подчеркивающем красоту ее тела, она выглядела весьма соблазнительно.
Граф закрыл за собой дверь и повернул ключ в замке. Положив цилиндр, перчатки и хлыст на стул, он рванулся к ней, сгорая от страсти.
— Какая ты красавица, Жоржетта! — проговорил он хриплым голосом.
— Я так ждала тебя, — отозвалась она.
Он наклонился к ней. Ее руки обвили его шею, губы прижались к его губам, и любовники забыли обо всем на свете.
Карина приоткрыла входную дверь и в который раз посмотрела на дорогу. Ни кареты, ни всадника не было. Она вздохнула.
— Я и не надеялась, что он приедет, — сказала Карина самой себе, едва сдерживая слезы.
Утром ей с трудом удалось заставить отца одеться, побриться, перебинтовать больную ногу, изуродованную подагрой. Отец расположился в кабинете и выглядел довольно сносно.
Но каких усилий ей это стоило! Сначала он клял ее на чем свет стоит, но потом, как это часто бывало, настроение у него резко переменилось, он был полон раскаяния и молил о прощении.
— Я плохой отец, Карина, и, как ты совершенно справедливо заметила, не многие порядочные люди приходят сейчас в наш дом. Если сэр Дроксфорд хочет навестить меня, я буду рад. Обещаю хорошо себя вести, только дай мне выпить, иначе я не доживу.