— Когда ты был членом парламента, к нам приезжало много важных людей, — пояснила Карина. — Ты умел развлечь их беседой. Все отмечали живость твоего ума.
— А что сейчас изменилось?
— Ты нездоров, папа, и тебя беспокоит подагра. Прекрасно знаешь, что не должен так много пить, а пьешь. Нога будет болеть еще сильнее.
— Буду делать то, что мне нравится, и если хочу пить, то буду пить, — отрезал сэр Джон. — Пока у меня есть деньги. Куда ты, черт возьми, спускаешь деньги, которые я тебе даю?
— Ты давно мне уже ничего не давал, — возразила Карина. — Боюсь, лавочник скоро перестанет отпускать нам продукты, если мы не заплатим хотя бы часть огромного долга.
— Какая наглость! — вскричал сэр Джон. — Я научу этих проходимцев как себя вести!
— Прошу тебя, папа, не сердись, — взмолилась Карина. — Нам просто нужно что-нибудь продать. Хотя, кроме картин и мебели в маминой комнате, почти ничего не осталось. Но они стоят довольно дорого, и мы смогли бы заплатить по счетам.
— Как ты смеешь! — сэр Джон пришел в ярость. — Как ты смеешь предлагать мне продавать мамины вещи! Это ее вещи, и никто их пальцем не тронет, слышишь? Ты, жадное отродье, всегда стараешься выманить у меня деньги. Как все женщины, не успокоишься, пока не получишь все до последнего пенса. Черт бы тебя побрал, я не продам мамины вещи, если даже на моих глазах ты будешь подыхать от голода!
— Боюсь, что так оно и будет, папа.
Карина спокойно смотрела на него. Казалось, она ничуть не испугалась его гнева, что привело отца в еще большую ярость.
Он дотянулся до нее и неожиданно для нее со всего размаха ударил по лицу. Она чуть не упала, но успела ухватиться за спинку стула.
Отец наклонился и вцепился ей в руку:
— Ты ничего не продашь из маминых вещей, слышишь? Ничего!.. А если попытаешься сделать это у меня за спиной, пожалеешь, что на свет родилась. Поняла?
До боли стиснув ей руку, он резко рванул ее.
— Конечно, поняла, папа, — пыталась говорить спокойно Карина. — Я ничего не сделаю без твоего ведома. Но, боюсь, торговец вином больше не продаст нам ни одной бутылки. Сегодня он так и сказал. Эта бутылка — последняя.
— Последняя? — Сэр Джон отпустил Карину и закрыл лицо руками. — Я не проживу без вина. Ты же знаешь, Карина.
Она медленно выпрямилась. Щека горела. Отец стонал, раскачиваясь из стороны в сторону. Девушка взглянула на него, в глазах ее светились печаль и нежность.
— Продай что-нибудь, — бормотал он. — Продай что хочешь, но чтобы я об этом не знал. Не говори мне, иначе я этого не вынесу. У твоей матери было столько драгоценностей, а сейчас мне приходится пропивать последние. — Он схватил стакан и залпом осушил его.