…и нищий.
Сидя в самолете, Мефодий смотрел на проплывающие за иллюминатором облака и думал о том, что сказала Грета.
Так продолжаться не может. И Леночке придется решить, какая из семей ей нужна. Вот только… она любит его, но и их тоже. Кого выберет?
– Ты сердишься? – робко спросила она.
Леночка была тихой, виноватой. Она и сама устала, измоталась вся, потускнела. И, верно от нервов, заедая расстройство, набрала с дюжину килограммов. При ее птичьем весе, быть может, и не так уж плохо немного поправиться, но килограммы эти, осев главным образом на заднице, изуродовали хрупкую Леночкину фигурку.
– Сержусь, – Мефодий не стал лгать.
– Из-за…
Ее мамаша громко выговаривала отцу, что тот, взяв чай, пролил его на рубашку. А Витек, развалившись в кресле, хихикал.
Безумие.
– Давай поговорим позже? – предложил Мефодий.
Наедине. Если им вообще позволят уединиться.
Был перелет. И суета аэропорта. Машина, которая встречала дорогих гостей. Сумки, баулы и тещин громкий голос, который взрезал гомон толпы. Духота. Пыль.
Отель в хваленые пять звезд.
Номера.
И тут же стук в дверь.
– Надо идти осмотреться, – решительным тоном заявила Леночкина мамаша.
– Идите, – Мефодий упал в кровать. – У меня болит голова.
Ложь, которая в любой момент грозила стать правдой.
– Я таблетку дам, – теща нахмурилась: прогулка подразумевалась семейная, следовательно, присутствие Мефодия было обязательным. – И все как рукой снимет!
– Не надо.
Он не имел сил спорить. И не желал видеть эту женщину, которая с тупым упорством пастушьей овчарки сгоняла свою семью в стадо. Вот только Мефодий – не баран. Он отвернулся к окну, чтобы не видеть тещу: ее голос, ее наряд – шифоновое платье какой-то невообразимой расцветки – вызывали у него приступы злости. Но Мефодий не мог позволить себе сорваться.
С прогулки Леночка вернулась, едва сдерживая слезы…
– Что опять?
Он спросил устало, уже понимая, что нормального разговора не выйдет.
– Почему, – она всхлипнула, и слезы хлынули потоком. – Почему ты не можешь вести себя нормально?
– Нормально – это как?
– Это… – Леночка вытирала слезы ладошками. – Это чтобы они не чувствовали себя… ненужными… лишними… бедными родственниками, которых из милости…
– А они и есть бедные родственники. Прекрати.
– Что?
– Цирк этот. – Пытаясь справиться с головной болью, Мефодий выпил немного, но хватило, чтобы гнев, столь долго сдерживаемый, выплеснулся. – Жизнь на две семьи. Ты пытаешься угодить и тут, и там…
Он говорил, и слова, обидные, злые, выплескивались на Леночку. Она же стояла, сжимая и разжимая кулачки, всхлипывая, но уже не плача. И влажные ресницы вздрагивали. А на шее все быстрее дергалась жилка.