- Тем троим по полсотне ударов. А Гната... на кол.
- На кол? За недобитого тура Гната на кол? - взволнованно переспросил Хмельницкий и стал как вкопанный. - Человека осуждают на смерть за гибель тура?..
- Получается так... Двоих шляхтичей за незаконную охоту в тех же лесах заставили уплатить по четыре гроша за лису, а по пять - за вепря. А Гнату... Он же - холоп, убежавший от боярина...
Хмельницкий движением руки прервал говорившего, решительно повернулся и быстро направился к старосте. А в голове вертелись слова: "С шляхтича по четыре гроша, а холопа на кол..."
- О, пан Хмельницкий заставляет себя ждать. Мы хотели было выехать пораньше... - начал Данилович, увидев, с какой поспешностью Хмельницкий шел к нему, пробиваясь сквозь толпу челяди.
- Мы уже здесь, вашмость... Но вы заняты судом. Мои люди готовы... Как прикажет вашмость?
И тут же чигиринский подстароста так же неожиданно остыл, как и вспыхнул. Сердце у него ныло, совесть настоятельно требовала, чтобы он протестовал против своеволия, исполнив тем самым долг честного человека. Но Хмельницкий был лишь слугой старосты, и это вынуждало его льстиво улыбаться, отвечать не так, как подсказывали сердце и разум. Испытывая угрызения совести, он боязливо оглянулся, провожая глазами сгорбленного, но не сломленного Галайду, которого урядники уводили со двора.
- Пан Хмельницкий, наверное, знает этого лупезника [грабителя (польск.)] московитина? - спросил Данилович, уловив страдальческий взгляд подстаросты.
- Да, вашмость пан староста, я знаю его. Он служил надсмотрщиком лесных угодий и на поташном заводе... Сейчас очень холодно, и я просил бы вашмость смилостивиться и разрешить развязать руки человеку...
- Руки? - переспросил Данилович с деланным сочувствием. - Эй, там!.. Развяжите руки хлопу... А зачем же, пан подстароста, ребелизанту необмороженные руки, когда ему суждено умереть на колу? Ведь я велел, чтобы неповадно было другим, публично казнить его на колу в Звенигородке... Как ехалось вам, пан Хмельницкий, из Чигирина? Пан извещал меня, что в вашем пограничном старостве полное спокойствие и порядок. А тот непоседливый опришок, проходимец, атаман Яцко из Остра, собрал казаков в Боровице и повел их в Черкассы, чтобы объединиться с Барабашем.
- Не знаю, вашмость пан староста, зачем нам беспокоиться о том, что творится в Черкасском старостве. О Яцке я уже докладывал вам. Он приехал с Низа, собирает осевших в волости казаков, не нарушая государственного порядка. Какие-то отряды казаков отправил на Днестр, к Могилеву-Подольску. Ведь вам известно, что доверенные короля готовят казаков для похода егомости королевича Владислава на Москву... А из Запорожья, вашмость, доходят тревожные слухи: турки готовятся к походу на Подольщину наверное, намереваются грабить земли Речи Посполитой. Разве запретишь здесь тому же Яцку, - оправдывался Хмельницкий, торопливо шагая следом за старостой, боясь, как бы не оттиснули его более молодые шляхтичи из многочисленной свиты охотников. И он еще раз оглянулся на Галайду. "Попрощаться бы надо было с ним, семья у человека осиротеет..." - подумал он. Эта мысль терзала его душу.