Школы продолжали строиться и позже, в 1938-м открылась одна, гораздо ближе к нам, посередине Сретенки, но из наших классов никого никуда уже не переводили. Я сразу обрадовалась, увидев в толпе своих новых одноклассников Леню Маслова. Но, увы, Лиля Матерова со своими подружками тоже попала к нам, и я очень расстроилась.
Выдающимся был директор, Николай Семенович Лукин. Молодой, высокий, полный, с густыми волосами и громовым басом, он поразительно был похож на льва. Стоило ему только появиться на площадке второго этажа и зычно крикнуть: «Это что еще такое?!» — и вся толкучка в раздевалке мгновенно превращалась в тонкую линеечку, лезших в окно без очереди как ветром сдувало. Но Николай Семенович действовал не только криком. У него, несомненно, был врожденный педагогический талант. Его не только боялись, но и уважали, особенно мальчишки. Если в младших классах самое страшное было «директор идет!» или «вызывают к директору», то старшие ребята сами приходили к нему в кабинет — поделиться чем-нибудь важным, посоветоваться.
Однажды, мы тогда учились в девятом классе, в одном из пятых учился мальчишка, который воровал деньги и у одноклассников, и у своей матери, работавшей уборщицей. Отца у него не было. Ничего не могли с этим парнем поделать, считали отпетым хулиганом, тем более что и учился он плохо. И вот наш директор догадался задать ему вопрос, почему-то никому до этого не приходивший в голову: на что он тратит эти ворованные деньги? «Папиросы, что ли, покупаешь?» — «Не, не курю я». — «Конфеты?» — «Ну их». Врать Николаю Семеновичу, наверное, никто бы не смог, и мальчишка, опустив голову, сознался, что… покупает на них билеты в театр на галерку и смотрит балет! «А сам бы хотел поучиться танцевать?» — спросил Николай Семенович после некоторого раздумья. И он устроил мальчика в хореографический кружок Дома пионеров, причем втайне от одноклассников, чтобы парень не застеснялся. Об этом знали только мы, старшие (не помню, кто нам рассказал), и бегали на переменке взглянуть на этого хулиганистого поклонника Терпсихоры. После этого мальчишка совершенно преобразился, стал хорошо учиться, а в конце года пригласил директора на выступление своего ансамбля.
Только позже я узнала, что директор наш в то время был аспирантом пединститута и писал диссертацию в области математики. Нас он учил только две первые четверти, когда мы начали изучать алгебру. Объяснял он очень просто, ясно, толково, выделяя главное и заставляя всех чувствовать себя соучастниками новых открытий.
Вот кто-то робко топчется за дверью. Николай Семенович с улыбкой и интересом смотрит на дверь и говорит: «Ну что же, смелее, заходите, молодой человек». Дверь открывается, и входит Эля Ремишевская (она жила за городом и опоздала из-за электрички). В классе смешок: «А это вовсе не молодой человек! Вы ошиблись, Николай Семенович». «Как — ошибся? Почему — ошибся? — удивляется тот. — Что ж, по-вашему, женщина уж и не человек? Это только Петр I говорил, что женщина не человек, курица не птица, прапорщик не офицер».