Минут через десять машина уехала, им надо было еще заехать в больницу за Верой.
— Ну, бойцы, — сказал Федя — айда спать. Уже скоро двенадцать, а поезд отходит в два двадцать. Не успеете выспаться.
В «конюшне» долго никто не засыпал. Вспоминали Веру, жалели ее. Вдруг появился Саша с фонарем: «А ну, вставайте. Забирайте ваши вещи и идите спать на наш сеновал, а то у вас тут жестко, холодно, балки всякие висят». Мы было как раз задремали. Но делать было нечего. Ворча и спотыкаясь, мы побрели к большому сеновалу. Но лечь нам предложили не наверху, на сене, а в проходе, прямо на земле. С одной стороны в этом проходе уже лежали в ряд ребята, положив под головы свернутые одеяла. Мы легли напротив них и были как сельди в бочке. Справа на меня наваливалась Иза, слева я была прижата к Вале, а ноги вытянуть мешали ноги посапывавшего Вальки Грызлова. К тому же я никак не могла удобно уложить голову на рюкзак. У входа сидели у фонарей Федя и Саша и рассказывали тем, кто не хотел спать, анекдоты. Взрывы смеха будили меня всякий раз, как я начинала засыпать. Я наконец лягнула ноги своего визави и вытянулась.
Так, в полудремоте, то проваливаясь куда-то в бархатную темноту, то опять прислушиваясь к непонятным почему-то словам Саши, то видя перед закрытыми глазами какие-то фантастические пестрые чудовища, я пролежала примерно полчаса. Вдруг над самым моим ухом затрубили в горн. Мы все в испуге вскочили, не понимая сразу, где находимся.
— Бойцы, подъем! — кричал Федя бодрым голосом. — А то опоздаем на поезд.
Но все улеглись снова и уткнулись в мешки и одеяла.
— Ну, встаете или нет? — снова услышали мы. — Половина второго, и вам тут еще молока принесли.
Спать хотелось мучительно. Мы с Валей молча собрали свои вещи и вышли. Было холодно. Глаза сами закрывались, хотелось хоть на минутку куда-нибудь прислониться и вздремнуть. Стучали мелкой дрожью зубы, все без конца зевали. Никому не захотелось пить холодное молоко.
Небо было все в тучах, было темно, как в прошлую ночь, до луны. Пришел председатель колхоза, ему заплатили и поблагодарили за гостеприимство. Во время этой церемонии мы с Валей положили головы друг к дружке на «драндулеты» и минуты две подремали.
Потом мы тронулись в путь. Сначала все молчали, только позвякивали котелки и кружки да скрипел песок под ногами. Но, когда мы вышли на большую дорогу к станции, сон наконец отлетел, и мы немного повеселели, разогрелись от ходьбы. Изредка мимо нас мчались грузовики, ослепляя нас снопами фар. Мы с Валей так распелись, что не заметили, как все другие замолчали и стали слушать нас. Потом нам захлопали, и мы очень удивились: в темноте нельзя было даже смутиться, и мы рассмеялись. Дорога казалась бесконечной, наверное, потому, что в кромешной тьме нам не видно было, куда мы идем.