— …да что те легионы! Показуха одна! — принялся разоряться Лосик, когда речь зашла о регулярных имперских войсках. — Там есть хорошие ребята, но все они сидят в фортах по границе Эльфийского леса. А остальные, которые и эльфа-то живьем не видали, — младенцы изнеженные!
— Не скажи! — принялся я возражать заплетающимся языком. — Легион — это силища! Вас вот, если все роты собрать, сколько будет? А один легион — это же шесть тысяч! И доспехи у них латные, и оружие по высшему классу…
— Да хоть шестьдесят тысяч! — перебил меня Лосик. — Они ж ничем, кроме шагистики, не занимаются. Даже свиста стрел не слыхали! Я тебе, брат, скажу так: главное — не количество и не железо. Главное — опыт. Вот мы — вольные роты: то эльфы где-то прорвутся через форты, то бароны что-то не поделят… Года не выпадает, чтобы без работы сидели. Вот ты представь себе кузнеца, который в жизни не ковал ничего. Может такой вообще кузнецом называться? Вот и в легионах солдаты такие же, как те кузнецы!
— А еще знакомые легионеры, которые в фортах сидят, — вставил свое слово Крин, — рассказывали, что в других легионах те, кто дольше служит, над молодыми издеваются.
— Как так? — удивился Червь.
— Как-как… Заставляют всю работу за себя делать, бьют, ежели молодой что не так сделал… Вот ты, Лосик, скажи: может быть у нас в роте такое?
— Да ту мразь, что себе такое позволила, капитан лично прирезал бы! — Лосик так грохнул о стол кружкой, что добрая половина ее содержимого расползлась по столешнице большой лужей. — А если не он, то ребята постарались бы.
— Правильно! — кивнул Крин. — В бою ведь оно как: не прикроет кто в нужный момент твою спину, и считай, что ты труп. А будет ли прикрывать тебе спину тот, над кем ты издевался? Не-е-е, брат, если ты на войне, то для тебя каждый — лучший друг и брат. Потому что каждый может спасти твою жизнь.
Пиво продолжало течь рекой. Опустевшие кружки, будто по волшебству, сменялись полными. Тарелки с закуской тоже сменялись с умопомрачительной скоростью. Черный, положив голову на стол, уже храпел. Только когда мы оглашали зал особо громким взрывом хохота или когда спор переходил на слишком уж повышенные тона и все пытались перекричать друг друга, тихий храп смолкал, но вскоре снова возобновлялся.
— …за шо я люб… лю эльфов, — Лосик, во взгляде которого было уже больше алкогольного тумана, чем разума, подался вперед, — так это за их… ик… девок!
— Так они ж нелюди! — Червь посмотрел в свою кружку и, не найдя в ней ничего, отодвинул в сторону. — Как можно…
— Э-э-э, брат… — Лосик покачал пальцем почему-то перед моим, а не Червя носом. — Главное, шо у них… у них все там же и… ик… так же, как у наших баб! А кое-что даже и получше… Вот!