Дверь с шумом открывается, входит возбужденный Владик Алмазов и с места в карьер начинает жаловаться на начальство — он совершает это каждодневно и в качестве излюбленной аудитории избирает неизменно меня.
— Значит, звонит он мне, — сопит Алмазов, — и глаголет. Мол, опять частные машины под знаком «стоянка запрещена» у прокуратуры, звони в ГАИ, пусть номера снимают! Звоню. Приезжают, снимают. Через полчаса опять звонит: дескать, недоразумение, ко мне тут человек по делу приехал, а у него номер отвинтили. Из солидной, подчеркивает, организации человек, неудобно. Позвони, пусть вернут. Во как! Только что пену пускал: снимайте, карайте, теперь — пардон! А я ему ляпни: сами звоните!
Ох, сочиняешь ты, Алмазов, про свой несгибаемо-принципиальный характер! Ибо скоро грядет повышение, и вообще…
Я с сочувственным терпением всматриваюсь в его расстроенную физиономию. Усмехаюсь, год назад сломал себе Алмазов передний верхний зуб, но времени вставить новый не находил, а потому кривил рот, губой прикрывая изъян. После зуб вставил, а рот так и остался привычно-перекошенным. Как у Мефистофеля.
— Покурю хоть у тебя, — вздыхает Алмазов. — Слышь, из города мне звонили, дело у них… Четверо парней тяжелой атлетикой заниматься вдруг вздумали. Из зала не вылезали, тренер их в чемпионы готовил — каждый день успех за успехом… Ну, и внезапно пропали… Тренер в панику, выяснять… Ну, а они, в общем, сейф с деньгами готовились с предприятия вынести. Не вышло — тяжелым оказался, на лестнице упал, шум, то се…
Он курит, болтает, я же тихо бешусь про себя, делая вид, будто углублен в бумаги. В голову ничего не лезет.
— Слушай, — встаю, — извини… я в туалет.
— Да я посижу, — милостиво отмахивается он.
— Ага. Шеф заглянет, а ты тут с чужими секретными документами… — привожу я весомый аргумент. — Подъем! Порядок знаешь!
Выходим из кабинета, и мне не остается ничего другого, как идти в туалет, где нахожу себе занятие, причесываюсь и разглядываю себя в зеркале. Ничего воодушевляющего в своей внешности не обнаруживаю: поредевшие волосы, ранние склеротические прожилки на скулах от курения и недосыпания, бледное лицо…
Тьфу, хватит! За работу, неорганизованный ты человек!
АЛЕКСЕЙ МОНИН. КЛИЧКА — МАТЕРЫЙ
Дорога подходила к концу. Скоро он будет дома, где можно, наконец, отоспаться — сутки, двое, времени он не пожалеет. Отоспится же он не в квартире законной и не в коммуналке конспиративной, а на Машиной даче — сосны, апрельский озоновый воздух, мягкий велюр дивана… Выпьет коньячку, чтобы снять стресс — хоть и не выносит алкоголь, но тут уж, так и быть, позволит себе… А после — забытье, сладкая дрема. В высоком окне — синее небо, хвоя, а вокруг — уют теплой спальни… Быстрее бы! Устал… Одно точило: что ждет по возвращении? Вдруг завал в делах? Вдруг что-то с Хозяином, с шестерками?