Прошла неделя, и как-то поздно вечером состоялся мой разговор с матерью. Начала она. Мама сидела в коридоре с выключенным светом. Как обычно, когда я вставил ключ в скважину входной двери, было уже очень поздно. Я собирался быстро прошмыгнуть к себе, но тут из темноты раздался голос матери: «Присядь-ка вот сюда». Она, очевидно, ждала меня. Я сел на противоположную сторону дивана. Она помолчала немного, как будто хотела перевести дух, и, наконец, произнесла:
— Ты приходил ко мне сегодня?
Я торопливо замотал головой.
— Ты же был сегодня около «Одуванчика».
Мама говорила тихо, как будто стараясь не беспокоить таинственных обитателей темноты. «Одуванчиком» называлось престижное кафе. В молодости мама работала там официанткой, а потом стала его хозяйкой.
Я смутился и спросил, откуда она об этом узнала. Она не ошибалась, я был там сегодня. Хоть я и заявил, что не буду дальше выполнять заказ моего клиента, хоть и не собирался предоставлять ему сведения о матери, мне было любопытно, что же он хотел выяснить, и я чувствовал, что есть нечто, о чем, возможно, и матери стоило узнать. Ну, и кроме того мне было совершенно нечего делать. Поэтому я и торчал днем у «Одуванчика», пока не почувствовал, что это бесполезно, да и, что греха таить, унизительно как-то, и ушел. Вот только непонятно, как мать умудрилась заметить меня.
Мама предположила, что я, наверно, хотел ей о чем-то рассказать, но так и не зашел. Она, похоже, думала, что у меня к ней было какое-то дело. Ну что ж, может так даже и лучше. Хотя мне было нечего ей сказать. И теперь я сидел перед ней, не зная что ответить. Я снова отрицательно покачал головой.
— Твой брат… — начала она. Похоже, она заранее продумала свою речь и теперь, убедившись, что я ничего ей сказать не хочу, решилась начать разговор на волновавшую ее тему.
— Ему очень худо, — сказала она.
Я это и сам знал.
— Ты это и без меня знаешь, но дело в том, что после несчастного случая он страдает не только физически, но и морально, — продолжала она. — То ничего, то вдруг как сумасшедший делается. В такие минуты…
Она замолчала, я чувствовал, какое волнение охватило ее, — она пыталась взять себя в руки — потом очень тихо, чтобы брат не услышал, она продолжила:
— В такие минуты у меня сердце обливается кровью. Когда я думаю, что мой умный, здоровый мальчик стал вот таким, мне кажется, я сойду с ума. Это все за мои грехи…
Она говорила то громче, то тише. Звук ее голоса напоминал беспокойное биение волн, и было понятно, каких усилий стоило ей сдерживать свои чувства. Непривычно было видеть ее такой.