Он никак не мог явиться к вдовствующей графине в костюме для верховой езды.
Мистер Граттон сказал правду, графиня была на дружеской ноге с его отцом и матерью, но ее отношения с маркизом начали портиться с тех пор, как он стал приятелем и советником принца Уэльского. Она ясно дала понять, что окружение принца для нее неприемлемо. Особое возмущение вызывала у графини связь принца с миссис Фицгерберт.
Лишь немногие светские дамы нашли в себе смелость закрыть перед принцем и его возлюбленной двери своих салонов. Если остальные ограничивались осуждением, то эти блюстительницы нравственности вели себя весьма жестко и последовательно.
Принц, в свою очередь, отказывался появляться без миссис Фицгерберт, и между ним и этим кружком уже несколько лет шла необъявленная война.
Однако им покровительствовала королева, и вдовствующая графиня считалась в Букингемском дворце persona grata.
Принц посмеивался над этими блюстительницами нравственности, но маркиз знал, что они нанесли тяжелый удар по его самолюбию. Вдобавок многие из этих дам пользовались уважением его отца, и их влияние при дворе отнюдь не уменьшилось.
Слуги помогли маркизу надеть элегантный костюм и завязать шейный платок по последней моде сезона, а он тем временем старался представить себе, как выглядит вдовствующая графиня.
Он не видел ее после смерти своего отца, но хорошо запомнил, что она держалась очень прямо и произвела на него впечатление настоящей grande dame, с которой принц и его бесшабашные друзья не имели ничего общего.
Подобная позиция казалась маркизу вполне достойной и понятной. Он сознавал, что вдовствующей графине и ее приятельницам претила экстравагантность Карлтон-хауза и прежде всего тот вызов общепринятой морали, который бросил всем принц, стремясь навязать обществу свою любовницу.
Когда маркиз спустился, фаэтон ждал его у входа. Часы показывали без пяти пять.
Особняк вдовствующей графини находился по другую сторону бульвара, но прийти пешком к знатной даме, не принимавшей его по меньшей мере восемь лет, было бы недопустимо.
Войдя в особняк, маркиз залюбовался в холле портретом одного из графов Кландерри работы Ван Дейка, а по пути в гостиную заметил превосходную картину Рубенса. Он был вынужден признать, что она гораздо лучше той, которую он недавно купил у лорда Харгрейва.
Рэкфорд успел детально осмотреть ее, поскольку сопровождавший его слуга был очень стар и с трудом одолевал каждую ступеньку. Даже серебряные пуговицы на ливрее, казалось, тяготили его.
Однако, добравшись до верхнего этажа и переведя дух, слуга громко объявил о приходе гостя: