— Мы были возведены в графское достоинство в двенадцатом веке, — не обратив внимания на его реплику, сообщила вдовствующая графиня. — По-моему, ваш род восходит к семнадцатому веку.
— Если быть точным, к середине шестнадцатого.
— А титул маркиза вы получили еще позже, — с тайным удовлетворением заметила графиня.
— В первой половине семнадцатого.
Маркиз размышлял, к чему может привести разговор о знатности родов, но не желал ее перебивать, надеясь, что рано или поздно вдовствующая графиня доберется до сути.
— Мой муж, девятнадцатый граф, как нетрудно догадаться, очень гордился своими предками.
— Конечно, мадам.
Маркиз знал, что многие люди безумно увлечены своим генеалогическим древом, тщательно собирают данные об истории рода.
Ему самому было далеко не безразлично, что он принадлежит к аристократии, но судьбы предков волновали его, лишь когда он обнаруживал в них параллели со своей собственной. Но, разумеется, он много слышал о древности и знатности рода О’Дерри.
— Поэтому вы поймете, — заключила графиня, — что мой муж, имея пятерых сыновей и лишь одну дочь, настаивал на ее браке с родовитым дворянином.
Маркиз недоуменно взглянул на хозяйку дома.
«К чему это предисловие? Вряд ли она собирается предложить мне невесту?» — подумал он.
— Ему казалось, что он выбрал из многих поклонников моей дочери Элизабет наиболее подходящего.
Вдовствующая графиня сделала паузу и добавила:
— Ему и в голову не приходило, что моя дочь воспротивится его намерениям или откажется выйти замуж за человека, которого он считал своим будущим зятем. — Она чуть слышно вздохнула. — Даже сейчас, много лет спустя, я не представляю себе, почему я была так слепа и не видела, что творится у меня под носом. Но я совершенно не ждала, что в моей семье начнут бунтовать, и уж тем более не подозревала в этом собственную дочь!
В голосе вдовствующей графини прозвучали горькие нотки, и маркиз с удивлением посмотрел на нее.
Он до сих пор не догадывался, к чему она клонит и какое имеют к нему отношение семейные секреты вдовствующей графини.
Затем пожилая леди неожиданно призналась:
— Для моего мужа все художники были отщепенцами, людьми иного, низшего круга, и, уж конечно он не желал видеть их в семье О’Дерри.
При слове «художник» маркиз выпрямился, пристально поглядел на вдовствующую графиню и ощутил, как тревожно забилось его сердце.
— Что вы сейчас сказали, мадам? — переспросил он каким-то странным, чужим голосом.
— Я объясняю вам, — ответила вдовствующая графиня, — что почувствовали я и мой муж, когда наша единственная дочь сбежала с художником Корнелиусом Лэнсом. Могу только добавить, что его отца изгнали из Ирландии за поклонение дьяволу.