Прибывших оказалось пятеро: первым из вертолета выбрался и, придерживая рукой легкую шляпу, похожую на артековскую панаму, побрел ко мне сквозь поднятый лопастями вихрь полноватый мужик лет сорока-сорока пяти, с одутловатым лицом, наполовину скрытым густой бородой – Николас Оппенгеймер, наследник алмазной империи "Де Бирс", банкир и просто хороший человек. Я видел его издалека во время своего посещения Богемской рощи, но представлен ему не был. Следующим из машины показался невзрачный среднестатистический человечек без особых примет – исполнительный глава Morgan Stanley Чарльз Ф. Морган. Третьим на площадке появился улыбчивый князь Лобанов-Ростовский. Вертолет поднялся вверх, его место занял второй и вскоре из него легко выпрыгнул бывший губернатор, а ныне сенатор от Западной Вирджинии Джон "Джей" Рокфеллер – большелобый очкарик с обаятельной улыбкой, единственный демократ в семье потомственных республиканцев. Его я тоже видел раньше – несколько раз по телевизору и однажды на какой-то правительственной конференции, куда притащил меня Уилкокс. И последним на земле оказался встреченный отцом в Москве восходящая звезда финансовых рынков, повелитель доллара – Алан Гринспен.
Визит последнего был для меня необъясним – его-то какое дело? Сидит там у себя в Вашингтоне, мотается по Америке, удерживая инфляцию и последовательно снижая ставки федеральных фондов – что ему делать здесь, в Европе? Зачем здесь человек, устроивший тот пресловутый "черный вторник" в 1987 году, который позволил нам начать свою эпопею? Странно переплетаются жизненные дорожки. Знал бы он, чем я ему обязан…
– Зак, здравствуйте! – Еще в прошлый визит князя мы как-то научились обходиться без чинов. – Вот, привез вам гарантии.
– Доброе утро, – пробормотал скороговорку Оппенгеймер, сграбастывая в свою медвежью лапу мою узкую ладонь. – Далеко же вы забрались. Чем-то здесь пахнет…
– Это пахнет кошеной травой, Ник, – мне протянул руку Морган, – рад вас видеть, Зак. Мне очень приятно. Я – Чарли.
– Мне тоже, – сказал я в ответ и мы все повернулись к немного оторопевшему Пьеру.
В андоррскую глушь никогда прежде не являлись столь известные персоны.
– Это мой хороший друг и помощник Пьер Персен, – отрекомендовал я своего премьер-министра.
С ним тоже вежливо поздоровались.
Стоявшие поодаль Гвидо с вызванным из Лондона Лу не рискнули приблизиться к столь заметным гостям и просто глазели во все глаза, запоминая каждый миг присутствия небожителей.
К этому моменту подоспели сенатор и самый значимый для любых бирж и рынков человек – Алан Гринспен. Одно его неосторожное брошенное слово могло повернуть вспять любые тенденции, сломать тренды, обогатить одних и совершенно разорить других.