Я чувствовала внутри себя новую жизнь, и, наверное, именно она сделала меня такой сентиментальной, и теперь, впервые за долгое время, я не чувствовала себя одинокой.
Троих грабителей я разделала замечательным охотничьим ножом — прощальным подарком бородача. Опыта в этом деле у меня было мало, так что запас мяса состоял из бесформенных окровавленных кусков, почему-то слегка пованивающих дерьмом.
Внутри помещения заправочной станции я нашла холодильник для мороженного. Вытащив из него сетчатые корзины со слипшейся массой из фантиков и остатков испорченного лакомства, я вытолкала эту бандуру на улицу. Ночь обещала быть холодной, так что «припасы», уложенные на дно холодильника, не должны были пропасть.
Наспех поев, я немного пришла в себя. Навалилось дикое чувство тоски и жалости. Жалости к самой себе — хотелось забиться в угол и заскулить. Я посмотрела на грязные окровавленные руки, вспомнила, с какой легкостью расправилась с тремя людьми — пусть они были ублюдками, пусть для них человеческая жизнь не стоит ничего… но это были люди, не мертвяки. Наконец, я сообразила, какое мясо жую и меня вырвало плохо переваренными кусками человечины, вперемешку с кисло-горькой желчью. Когда блевать было уже нечем, я все еще продолжала содрогаться от пустых рвотных спазмов.
Истерика закончилась, когда я услышала звуки возни у кассы — там лежал Сергей, я укрыла его трофейными куртками, чтобы хоть как-то облегчить озноб. Он долго возился, но все-таки смог встать и сделать пару шагов, что-то невнятно бормоча. У меня похолодело в груди, от душевных переживаний не осталось и следа, и тому была веская причина: Сергей двигался… как мертвяк.
Он сделал пару шагов, но не удержал равновесия и упал на холодную плитку, которой был выложен пол, еле успев выставить перед собой руки. Я подошла к нему, приложила два пальца к шее… и облегченно вздохнула — пульс, хоть и учащенный, но, все же был. Да и кожа была горячей. Даже слишком горячей, но это лучше, чем холодная плоть мертвеца.
— Пить… — еле слышно, одними губами произнес он. — Воды…
Хорошо, что предприимчивая я, развела маленький костерок прямо на кафельном полу и растопила снег в кружке, которую достала из рюкзака Сергея.
— Я… хочу… есть… — заявил на утро болезный, и снова забылся беспокойным сном. Пришлось идти на улицу и доставать из холодильника… продукты… Я и сама изрядно проголодалась, ведь приходится есть за двоих.
Хорошо, все-таки, что Сергей находился в полубессознательном состоянии, когда я срезала ножом небольшие кусочки человеческой плоти и скармливала их ему. Он, не просыпаясь, медленно работал челюстями, но, войдя во вкус, начал громко чавкать и жадно глотать плохо прожеванное жесткое мясо. Через несколько минут его вырвало (пришлось перевернуть набок, чтобы не захлебнулся), но он снова попросил есть.