Появление Виктора наглая ученая поросль встретила одобрительными возгласами и топотом ног.
– Восьмое марта уже давно прошло, а Новый год еще не скоро – что мы празднуем?! – с напускной строгостью спросил Ребров. – Надеюсь, вы знаете, что бывает за распитие спиртных напитков на рабочих местах.
– Шеф, мы вам тоже нальем, но чуть позднее, – осклабился неудавшийся брокер Кузьмянков, так счастливо нашедший себя на скользкой ниве псевдонаучной экономической ворожбы. – А сейчас вам надо сходить к Большакову. От него уже два раза приходил Левон. Не иначе как вам будут цеплять орден на грудь. Вспомните тогда нас в ответной речи…
Счастливый Большаков стоял в приемной и травил какой-то анекдот своему бесцветному заму в роговых очках, симпатичной секретарше Люсе и Левону. У него было явно нерабочее настроение. Увидев Виктора, вождь подрастающих буржуев сразу увел его в свой кабинет и приказал Люсе никого к нему не пускать.
– Может, по чуть-чуть? – спросил Алексей и, не дожидаясь ответа, подошел к громадному, с дверцами от пола до потолка, шкафу, доставшемуся ему от прежних хозяев.
Поколдовав там немного, Большаков принес и поставил на журнальный столик два пузатых бокала, в которых масляно колыхалась золотисто-коричневая жидкость. Он первый протянул свой бокал, чтобы чокнуться, а потом пригубил.
Ребров тоже глотнул немного – коньяк был по-настоящему классный. Благородный напиток мгновенно разбежался по всему телу, расслабляя и веселя.
Какое-то время сидели молча. Большаков, прищурившись, с легкой улыбкой смотрел на Виктора, словно обдумывая что-то, – точно такой же дружелюбный взгляд был у него, когда Ребров впервые появился в этом кабинете с предложением создать Институт рынка. А потом Алексей решительно встал и пошел уже к другому шкафу, где у него был вмонтирован в стену сейф. Вернулся он, держа в руке пачку новеньких стодолларовых банкнот.
– Возьми, ты заработал их, – сказал Большаков, небрежно бросив деньги на стол перед Виктором. – Я хочу, чтобы ты знал, как я ценю людей, с которыми работаю. Конечно, это – и много, и мало, – он кивнул в сторону пачки. – Мало потому, что ты сделал дело на миллион долларов. А много – так как я сам беден как церковная мышь.
Ребров не спеша допил коньяк. Ему впервые таким образом давали деньги, и он даже немного растерялся. Пытался сообразить, что делать, но в голове крутилась дурацкая мысль о том, что церковные мыши пьют неплохие напитки.
– Бери-бери, ведь мы договаривались о возможных премиальных, подбодрил его Большаков. – Ты очень крупно помог мне уже во второй раз. Чего я только не делал, чтобы меня заметили в правительстве, а все решила какая-то ерунда – твой институт… Не обижайся, что я так говорю. Ты же сам знаешь цену своим… как их… экспертам и их прогнозам.