– Не советую, – дотронулся до ее руки Виктор, – затопчут почитатели.
– Что? – рассеянно повернулась к нему Маша, а когда до нее дошло, что он сказал, она попыталась отшутиться: – Ты же знаешь, что женское любопытство – хуже наркомании. Я собой уже не управляю… Позвольте! Своим хрупким плечом, как в масло, врезалась она в живую стену.
Владимира Груднина терзали в толпе вопросами еще минут десять, пока Большаков не придал этому коллективному выражению любви и обожания организованный характер, потребовав, чтобы все расселись по своим местам. Виктор придержал стул для Маши, но она села в первом ряду, прямо перед поймавшим вдохновение «теневым премьером», и бурно реагировала на все, что он говорил.
В следующий раз Ребров перебросился с ней парой слов только перед обедом. Он поймал ее за локоть, когда она, вместе с источавшим энергию Грудниным и еще несколькими его почитателями, проходила через холл гостиницы в сторону ресторана.
– Что за спешка? – шутливо начал Виктор. – Боишься, что юные предприниматели съедят все котлеты и выпьют весь компот?
Маша Момот затанцевала на месте, с нетерпением поглядывая вслед удалявшейся компании.
– Я уже почти дожала его, – как в бреду забормотала она. – Он может быть мне полезен больше, чем кто-либо другой. За ним – реальная сила, деньги. И он согласился со мной, что для реализации своих политических амбиций ему теперь нужна своя газета… Такой шанс! Правда глупо было бы его упустить? Ты как считаешь?
– Это было бы просто непростительно, – подтвердил Ребров, понимая безнадежность попыток убедить ее сейчас в чем-то другом.
– Увидимся вечером! – обрадовалась Маша.
Ребров и в самом деле увидел ее поздно вечером, когда вышел на балкон покурить. Маша подходила к отелю со стороны моря вместе с Грудниным, что-то оживленно рассказывая ему. Слова до Виктора не долетали, но по тому, как хохотал «теневой премьер», было понятно, что номер она отрабатывает без дураков.
Поздняя парочка зашла в отель. Виктор еще с полчаса стоял на балконе, прислушиваясь, не хлопнет ли дверь в соседнем номере. И за это время он испытал всю ту гамму чувств, которая знакома каждому мужчине, получавшему отставку у женщины.
Вначале он тешил себя дешевым философствованием на тему, что любую женщину можно купить – весь вопрос в цене. Однако вскоре ироничное презрение к Маше Момот сменилось у него отчаянием. Он с трудом удержался, чтобы не броситься искать ее. Но тут Реброву захотелось спать, и, уже лежа в постели, он вдруг с усмешкой подумал, что, несмотря на душевные страдания, он не забыл почистить зубы и завести будильник.