В коридор выбежала Лэ Го, на полу всюду валялись щепки:
– Ты что творишь? – Среди ночной тишины ее голос, прозвучавший ярко и резко, напомнил вспышку метеора.
– Что я творю? – растягивая слова, произнес Гоу Цюань.
– Что с тобой?
– Это с тобой что?
– Лучше бы шел, откуда явился!
После перепалки воцарилась полная тишина.
Разборка вышла стремительной и бурной. Ее исход был налицо, весь двор стал свидетелем их ссоры. В течение последующей минуты из каждого окошка высунулось по голове. Между тем Гоу Цюань успокоился и уставился на проем двери. Зияющая дыра отвратительно и до неузнаваемости изменила их квартиру. Гоу Цюань стоял в гостиной, которая теперь казалась совершенно другой. Ночная тишина, профильтрованная через их двор, все больше теряла свою суть, словно все это происходило не ночью.
– Если не можешь пить, чего из себя героя строить! – неожиданно выкрикнула Лэ Го, когда, казалось бы, все уже улеглось. Голос ее звучал так же громко, пронзительно и резко.
Гоу Цюань уселся на диван, он почувствовал некоторое замешательство, мол, а когда я вообще выпивал? Когда чувствовал себя как настоящий мужик? Подумав некоторое время, он окинул взглядом пространство в поисках спиртного. У них дома вообще не было никакой выпивки, если не считать кулинарной винной заправки. Гоу Цюань отправился на кухню и залил в себя то, что нашел. Вкус заправки показался ему специфическим, но, в конце концов, в ней был тот же спирт. Покуда среди ночного безмолвия Гоу Цюань напивался, ему понятнее стала его обида. С момента разоблачения Лэ Го все-таки ориентировалась в своем поведении на его эмоции, а эта их ссора неожиданно расставила все на свои прежние места. Гоу Цюань жаждал заурядности, жаждал ничтожности, ему так хотелось снова стать простым городским обывателем. Но теперь даже самые обычные дни не давали ему ощущения заурядности.
Положение дел становилось все хуже, и справляться с этим было все сложнее. Обстановка в их семье заинтересовала многих соседей. А тут еще и Цяньцянь принесла недобрую весть, рассказав, что какая-то бабушка, разносившая газеты, утром задала ей вопрос: «Где ночевал папа?» Эти слова резанули своей безысходностью и жестокостью. Гоу Цюань обратился к дочери:
– И что ты ей сказала?
– Я сказала, что не знаю, – пробормотала Цяньцянь.
– А тебя спросили конкретно про вчерашний день или вообще про последние дни?
Цяньцянь подумала, но затруднилась с ответом.
– Почему ты не уточнила?
Цяньцянь часто заморгала, по ее лицу вот-вот были готовы скатиться слезы. В ее глазах была незаслуженная обида из-за того, что она все понимала. Гоу Цюань более не мог этого выносить, он отвернулся и тут же напоролся на ледяной взгляд Лэ Го. Эта женщина разрушила прекрасную заурядность их существования. Она словно опрокинула чернильницу, и, не говоря уже о том, что запятнала их собственную семью, она стала каплю за каплей выносить грязь наружу, так что замаравшихся становилось все больше.