Стала укладываться и Маша. Она накрепко закрыла форточку: хватит с нее болячек! Натерла, сколько достала, спину, – запах ментола распространился по комнате, и приятно захолодило между лопаток; завела будильник, легла. Кажется, такой длинный, такой взбалмошный день кончался.
Маша вдруг вспомнила, как она сидела у себя в комнате и читала книгу. У соседей была открыта дверь в коридор, Татьяна занималась со своей дочкой-первоклашкой и так громко кричала, что Маше невмоготу стало: она слышала только пронзительный голос соседки:
– От пятнадцати отнять восемь, сколько будет?! А?! Я тебя спрашиваю? От пятнадцати отнять восемь?!
Маша терпела-терпела, да как крикнет, грубо так, раздраженно, не вставая с места:
– Чего ты там орешь?!
Она просто так крикнула, с досады, никак не думая, что ее услышат. Но ей вдруг так же, через дверь в запальчивости видно, ответили:
– Да если она не понимает ничего! – и тут же дверь захлопнулась.
Маша прикусила язык. Потом ей перед Татьяной было стыдно.
От этого воспоминания Маша заворочалась, забеспокоилась. Хорошо всё-таки, что днем, когда она с работы пришла, дома не оказалось никого – потом было бы очень стыдно.
Маша почти засыпать стала, как вдруг пронеслось в ее голове: банка! Она же у соседей еще банку со смородиной утянула! Нехорошо как-то получается. Маша открыла глаза и уставилась в темноту: оставить или не оставить? Немного поворочавшись, она решительно встала, включила свет, нашла запрятанную днем банку, тихонько, стараясь не шуметь, открыла двери, на цыпочках прошла по коридору мимо соседской двери, нашарила в темноте верхнюю полку меж дверей и сунула туда нагретую от ее горячих рук банку с вареньем. Потом так же бесшумно вернулась к себе и улеглась окончательно. И только сейчас Маша почувствовала, как устала она за день, а завтра опять вставать в такую рань…
Она вдавила лицо в подушку и легонько застонала: болела шишка на лбу.
1988 г.
Это случилось сразу после того треклятого указа…
Вы ж знаете, что тогда по стране творилось. Люди гнали, всегда гнали, шо тут скрывать? А на селе тем более. И тут все кинулись гнать, это ж сами понимаете: не накупишься за такую цену, да еще и нету нигде. А тут хоп! – новое постановление, бешеные штрафы. Да еще лишение свободы. Дело нешуточное. Сколько тогда в лесу выкинутых аппаратов находили – ё-ёй… Такой аппаратик найдешь – бидон, змеевик, холодильник, – слюни текут, как увидишь. И всё это валяется, бо люди бояться стали: себе дороже. Ну так всё равно гнали. Это ж у кого свадьба или проводы в армию, сами понимаете. По радио, правда, модно стало: комсомольская безалкогольная, ах безалкогольная. Да пошли они со своей безалкогольной! Ну, может студенты какие, так хрен с ними: и задница голая, и кутеж особый запрещен был. Дешево и сердито. А устрой на селе их безалкогольную свадьбу, это ж людям будет стыдно в глаза смотреть. Дело ясное.