За столом в противоположном углу сидела молодая женщина с разделенными на прямой пробор и гладко зачесанными черными волосами. Белая рубашка топорщилась на ее выдающихся грудях. Маленькая белая пуговица у выреза еле сдерживала их мягкую тяжесть. Из-под стола были видны ее круглые с ямочками коленки в черных капроновых колготках, край синей юбки и полуботинки с острыми носами. Женщина сидела, уткнувшись в бумаги, разложенные на столе.
Салеева отпустила стул и тут же снова откинулась назад, цокнув по батарее наручниками. Чашки звякнули. Руки, ударившись о батарею, оттолкнулись от нее, и стул снова встал на четыре ножки. Салеева откинулась снова и ударялась о батарею, пока ее руки не стали похожи на отбивные. С каждым разом полеты стула назад становились сильней и короче, только паузы между ними удлинялись. Салеева, делая рывок и возвращаясь, не отрывала глаз от красно-коричневой двери, ведущей в темный коридор. На дверь у ручки была наклеена ободранная бумажка с печатью и полоской неразборчивого шрифта. Салеева смотрела на нее и в паузах между шатаниями как будто хотела разобрать, что там написано.
– Это что тут у вас происходит? – в комнату из коридора заглянул лобастый мужчина.
Двойное оконное стекло ярко отразило его голубые джинсы и золотое обручальное кольцо. Длинные плоские лампы на потолке распыляли по поверхности темного стекла световую муть. От этого казалось, что темнота заперта, как в коробке, между двумя оконными рамами. И сама комната казалась запертой – между темным окном и темным коридором. Салеева сделала судорожный вдох, смяв тишину в гармошку, и откнулась снова.
Только что вошедший мужчина подошел к ней и дернул спинку стула. Салеева качнулась, как тряпичная кукла, набитая соломой.
– Нормально сиди, – сказал он.
– Крокодильщица с Братеева, – проговорил худощавый.
– Что, тварь хвостатая, – наклонился к ней лобастый, – будем про подельников рассказывать?
– Я ниче не знаю, – сказала Салеева.
– А если так? – худощавый достал из ящика стола, за которым сидел, смотанный черный пакет.
Он положил его на чистый лист бумаги. Скрученный и мятый, он был похож на внутренний орган. В тишине пакет начал распускаться, еле слышно хрустя, и казалось – сейчас поползет со стола. Салеева резко отвернулась.
– Ну? – лобастый пнул ножку стула.
– Ниче не знаю, – сказала Салеева. – У меня нет никаких подельников.
– А притон у кого накрыли? – спросил худощавый.
– Ниче не знаю.
Худощавый прикоснулся пальцем к кончику носа. Тем же пальцем потянул к себе уголок листа. Взял пакет обеими руками и начал его разворачивать. Пакет настойчиво зашуршал. Худощавый нырнул в него рукой и вынес на свет прозрачный пакетик с белым порошком. Положил его на край стола, ближе к Салеевой.