– Он был необыкновенно красив, – сказал Николай Николаевич, с сожалением глядя на потухшую сигару. – Он был красивее всех мужчин и женщин, каких только мне приходилось встречать на своем веку. Красив красотой божественной, пленительной, страшной. Как будто природа решила вознаградить его за несчастье и сделала идеальным воплощением красоты. Вы даже вообразить не сможете, Евгений Николаевич, как он был красив… При взгляде на него становилось и радостно, и стыдно…
– Стыдно? – спросил Осорьин.
Подлетевший официант чиркнул спичкой, и Полуталов снова прикурил сигару.
– Стыдно. Как при столкновении с чем-то недолжным… О зависти тут и речи не было – такой красоте завидовать было невозможно… Древние хорошо понимали силу и власть красоты, которая может быть опасна, как всякая аморальная сила… это же сильное оружие, если угодно, почище любой пушки или книги… И еще он был невероятно обаятельным, дьявольски обаятельным, именно – дьявольски… И берегли его в детстве как величайшую драгоценность, прятали от чужих глаз, охраняли. Он рос, окутанный тайной, и это, конечно же, не могло не повлиять на его характер…
Мальчику легко давалось все – языки, науки, поэзия, живопись. В игре на рояле он достиг таких высот, о которых многие исполнители не могут и мечтать: третья рука превращала его в виртуоза. Обладая идеальным слухом, он умело подражал голосам птиц, людей, собачьему лаю и тележному скрипу. Фехтование, стрельба из пистолета, гимнастика – и тут он легко достигал высот, как будто не прикладывая к этому никаких усилий.
Педагоги гадали, кем он вырастет – великим музыкантом или великим ученым. Настораживала их только избыточная страстность юноши, которая проявлялась подчас в пугающих формах. Однажды он чуть не убил своего учителя фехтования. Увлекся поединком и чуть не убил. Vesania, неистовство, какая-то оголтелость – вот что пугало в нем. Безоглядность, поощряемая людьми, которые любили его до степени обожания. Он ни в чем не знал меры, но ничем не мог и увлечься по-настоящему, и слава Богу: до поры до времени это уберегало юношу от бед.
Может быть, уже тогда он знал, предчувствовал, что станет не великим ученым или великим музыкантом, но великим обольстителем.
Доверенный портной шил для него специальную одежду, которая скрывала третью руку: невероятные брыжжи, накидки, пелерины, куртки с доломанами…
Гулял юный князь в отдаленных уголках имения в сопровождении бонн, гувернанток и учителей, которые бдительно оберегали подопечного от нежелательных встреч.
Княжеские шпионы в деревнях пресекали всякие слухи о прекрасном чудовище, которое бродит по ночам в барском парке и питается кровью невинных детей.