– Ладно, – сказал Лев Иванович, приподнимаясь с топчана. – Как хочешь. Ступай. И кликнешь Митяя, мы за бабой!
– Ну, бог с тобой, батюшка Лев Иванович! – окончательно сдалась старуха. – Изволь, скажу. Потом не жалься! – Она задумалась ненадолго, глядя рассеянно в окно, словно вспоминая. – Остался, значит, этот Гассан у вашего прапрадедушки, царствие ему небесное, по причине хвори. Занемог в холодах наших да отстал от своих. А когда пошел на поправку, дороги снегом напрочь замело…
– А потом что?
– А то, батюшка, что не пережил басурман зимы нашей. Все тосковал, тосковал, выл свои песни, такие тужливые, такие слезные – не передать, сердце рвал. Да так и помер.
– А где его поховали?
– Чего не знаю, того не знаю, – ответила Авдотья твердо. – Вывезли за поле… там и поховали. Нехристем жил, нехристем помер. И след по нем сгинул.
– А девушка? – спросил Лев Иванович.
– Какая девушка? – вскрикнула Авдотья, хватаясь за сердце. – Что ж ты неоколесную-то несешь, батюшка? Побойся бога, какая еще девушка?
– Митяй! – гаркнул Лев Иванович с топчана и тут же снова схватился за голову.
– Утомил старуху, – едва не плакала Авдотья, присаживаясь на край топчана. – Ладно, скажу. На тебе грех. – Она помолчала. Потом сказала, не глядя на барина: – Ну, была, была… Но не девушка… не человек!
– А кто? – Лев Иванович даже мокрую тряпицу убрал со лба, чтобы не пропустить ни слова, и привстал: – А кто был?
Авдотья оглянулась по углам, перекрестилась мелко и прошептала:
– Оборотень! Вот кто.
* * *
…Элса выходила из транса. Задрожали веки, шевельнулись губы. Хабермайер напряженно вглядывался в ее лицо. Она открыла еще затуманенные бессмысленные глаза.
– Что? – выдохнул Хабермайер.
– Тот же человек, – отозвалась Элса хрипло. – И та же старуха, что и в прошлый раз… под дверью.
– Что они делали?
– Ничего. Похоже, он заболел и лежал с температурой. Она меняла ему компрессы. Он о чем-то просил, возможно, бредил. Порывался вскочить с дивана и бежать… Она удерживала и уговаривала…
– А… что было рядом с ним? Какие предметы?
– Таз с водой. Кружка с чем-то вроде кока-колы. Свеча в подсвечнике.
– Книга?
– Книги не было видно.
– И снова темно?
– Нет, светло. Открытые окна, кажется, лето или ранняя осень. Тепло.
– Что за комната?
– Та же, вроде кабинета. Секретер, стол, кресло. На столе тетради, чернильница, гусиное перо… На стене – мечи и сабли. Человек этот лежал на диване. Да, у него исцарапано лицо… Может, оспа?
– Вряд ли, – ответил, подумав, Хабермайер. – Не было тогда оспы. Возможно, свалился откуда-нибудь… С лестницы… например. Или с чердака…