Ключевое слово здесь «бело-черный». Имеется в виду пока не «благонамеренная готовность называть черное белым, если того требует партийная дисциплина»(5), а лишь предельная упрощенность информации и мышления, двоичный его характер, всеобщее разделение на своих и чужих по стандартному правилу: кто не с нами… Отсюда необходимость тотальной идеологии, сомнение в которой гибельно — «мыслепреступление есть смерть». Отсюда блокада информации и жесточайшее информационное насилие, сменившее прочие формы насилия.
Последняя фраза, возможно, вызвала недоумение. Мы привычно ассоциируем тоталитаризм с гестапо, Гулагом и полицией мысли, я же пишу об отказе от физического террора.
О деятельности репрессивных органов мы прочли достаточно. Бросается в глаза случайность выбора жертв. То есть лица, признанные властью опасными, конечно же, попадали в застенки, равно как и лояльные, но слишком выделяющиеся из общего ряда. Но далеко не только они. Карательные органы лишь тогда физически ограничивают пространство решений, когда благомыслящим гарантируется социальная защищенность, а отклоняющиеся от ортодоксии рискуют свободой и жизнью. (Пространство решений анизотропно.) В рассматриваемом же случае под угрозой, быть может не одинаковой, были все. (Пространство решений изотропно.) Активные противники строя оказывались даже в лучшем положении, они хоть предпринимали какие-то меры предосторожности. Недаром Юзеф Поплавски кричит Петеру: «Передайте генералу, что я ни в чем не виновен!»
Значение лагерей — все в том же управлении информацией. «Системе, чтобы существовать, нужен враг»(1) вовсе не из садистского упоения властью, как ошибочно полагал Оруэлл — слишком романтично для правды: олигархический коллективизм не признает героев, хотя бы и героев злодейства, — нет, в первую очередь для поддерживания в социуме атмосферы массовой истерии и продуцирования бело-черной логики: «без врага не нужна система»(1). Соответственно, функции репрессивных органов важны, но второстепенны, и не зря господин Мархель говорит Айзенкопфу: «Мой талант куда больше того, что нужен контрразведчику. Я бы там заскучал через неделю»(1).
Анализ Лазарчука точен.
Штрафной лагерь появляется на строительстве как часть подсистемы страха(10) («в гордых саперах инженера Юнгмана успели убить гордость и выработать несколько примитивных рефлексов», — замечает Петер). Появляется тогда, когда работы застопорились и возникла реальная угроза срыва сроков. Вторая функция «врага» — на него всегда можно свалить текущие неурядицы: «Это историческое решение Йо… довести до всеобщего сведения как пример беспримерной стойкости в борьбе с объективными…»