Д. Толкиен: «Наша разобщенность и взаимное недоверие вызваны злодейской мудростью врага и его поистине грозным могуществом».
Любая исключительность порождает господство людей над людьми: армию, войну, фашизм. Встречается фашизм без национализма. Наоборот не бывает.
Согласитесь, что выделенная (безразлично, по какому признаку) социальная группа хуже или лучше других, и вы окажетесь на эскалаторе, ведущем только вниз — к кострам из книг, штурмовикам в серых одеждах и торжествующей лжи.
Они называют себя патриотами и интернационалистами, а может статься, и коммунистами, и уж, во всяком случае, учениками И. Ефремова. Они давно узнали, как это доходно и просто — приучать людей к самому доступному из наркотиков, произрастающему не только на афганской земле.
«Своеобразна творческая манера В. Щербакова»… правда, маскировка несколько прозрачна — или для тонких литературных изысканий недостает времени?
В романе «Чаша бурь» на нашей Земле сталкиваются две могущественные инопланетные цивилизации: этруски воюют против атлантов. Как те и другие попали в космос, сейчас не важно, хотя предложенный В. Щербаковым сюжетный прием сам по себе достоин занесения в разряд «идейных патологий».
Важно, что этруски хорошие, а атланты плохие, «у них все по-другому, в этой второй Атлантиде все еще ставят под златоверхими крышами храмов бронзоволиких идолов, олицетворяющих силу и власть.
— В новой Этрурии все по-другому?
— Конечно».
По привычке я выделил бессмысленные повторы, свидетельствующие об отсутствии у профессионального редактора элементарного чувства языка, но, как вы понимаете, не литературная беспомощность автора интересует нас в этом отрывке.
Атланты символизируют Запад, они, конечно же, эксплуататоры и вообще люди нехорошие, а оружие для них делают рабы: «Племя карликов мкоро-мкоро, переселенное с другой планеты, ютится там в небывалой тесноте, атланты верны себе: они принуждают других работать в своих интересах».
Этруски — это, понятно, мы, русские, такой вывод прямо следует из авторского текста:
«…этруски пришли на Апеннины из Приднепровья. Помню, как поразил меня перевод этрусского слова „спур“, выполненный по правилам Чиркова: заменив две буквы, он получил слово „сбор“, смысл его ясен… Вот еще несколько этрусских слов. Тит — дед (имя в значении „старейший“), зусле — сусло, ита — эта, али — или, ми — я, миня — меня, тур — дар, поя — жена (буквально: кормилица).»
Это было началом. Вскоре Чирков составил словарь, в котором насчитывалось до 400 слов, но профессор не учел, что привычные для нас созвучия совсем иначе воспринимаются теми, кто плохо знает славянские языки.