Я не уточняю, какого именно порока. У него есть имя – Якоб Кёниг.
Вижу, как вытягивается от удивления его лицо, и улыбаюсь. Прощаюсь традиционными тремя поцелуйчиками и выхожу. В приемной поворачиваюсь к секретарю Якоба и машу ему ручкой. Он отводит взгляд, делая вид, что погружен в чтение бумаг, и едва бормочет «до свиданья».
Уже на улице звоню мужу и говорю, что Новый год хотела бы встретить дома, с детьми. Если же он непременно хочет куда-нибудь поехать, лучше будет приурочить это к Рождеству.
– Погуляем перед ужином?
Киваю, но не двигаюсь с места. Смотрю неотрывно на парк перед отелем и на освещенную закатным солнцем заснеженную вершину Юнгфрау.
Человеческий мозг устроен удивительно: мы забываем запах, пока не ощутим его снова, мы заглушаем голос памяти, пока не услышим его, и даже те чувства, что казались похороненными навечно, вдруг воскресают, оживают, когда мы оказываемся там, где когда-то испытал их впервые.
И я плыву по реке времени назад – в те дни, когда мы были в Интерлакене впервые. В ту пору мы жили в дешевом отельчике, ходили от одного озера к другому, и всякий раз нам казалось, что мы пролагаем новый путь. Мой муж участвовал в безумном марафоне, большая часть которого проходила по горам, а я гордилась его авантюрным духом, стремлением добиться невозможного, покорить немыслимое и потребовать от своего тела больше, чем оно может дать.
Он был не единственный сумасшедший: сюда понаехали люди со всех концов света; отели были переполнены, а в бесчисленных барах и ресторанах это маленького – всего пять тысяч жителей – городка по вечерам происходило братание. Не знаю, каков Интерлакен осенью, но вот так, при взгляде из окна, он кажется пустынным и далеким.
На этот раз мы поселились в лучшем отеле. У нас номер люкс. На столе – визитная карточка директора и в виде приветствия – бутылка шампанского, за которое мы уже принялись.
Муж окликает меня. И я, вернувшись к действительности, спускаюсь вместе с ним, выхожу на улицу, чтобы немного пройтись до наступления темноты.
* * *
Если он спросит, все ли хорошо, я скажу в ответ неправду, потому что не хочу омрачать его радость. Но беда в том, что мои душевные раны никак не желают затягиваться. Муж вспоминает, как однажды утром мы присели вон на ту лавочку выпить утренний кофе и к нам привязалась пара иностранцев-хиппи, просивших денег. Проходим мимо церкви, с колокольни доносится звон. Муж целует меня, и я отвечаю, изо всех сил стараясь скрыть, что чувствую. Вернее, чего не чувствую.
Мы идем, взявшись за руки, потому что холодно, а перчатки меня раздражают. Заворачиваем в симпатичный бар и выпиваем понемножку. В ларьке у трамвайной остановки муж покупает тот же сувенир, что покупал в прошлый раз, – зажигалку с логотипом города. В ту пору он курил и бегал на сверхдальние дистанции.