– Папа! Слышишь! Я вишу под мостом! – и сбросил звонок.
Тем временем до Машиного папы дошли Машины слова. Он перезвонил и закричал в трубку:
– Ты что там, под мостом висишь? Вот то, что по «Эху Москвы» передают, это ты там под мостом висишь, горе мое? А это твое «все в порядке», оно когда наступит?
– Папочка, не волнуйся.
И до отца Ильи Яшина тоже дошло, что сын его висит под мостом. Он перезвонил и закричал в трубку:
– Ты что там? Под мостом висишь?
А брат Маши Петр, стоя на мосту, кричал:
– Нет! Не надо резать эту веревку! Нет! Они упадут и разобьются!
Маша посмотрела наверх. Над перилами моста склонялся милиционер. Кажется, он был пьяный. Он теребил альпинистский узел и кричал:
– Какие акции протеста! Никаких акций протеста в мое дежурство!
А брат Маши Петр хватал этого милиционера за руки, чтобы тот не развязал узла.
Тут Маше стало по-настоящему страшно. Страх ведь бывает двух видов. Можно бояться высоты или скорости. Можно бояться, что самолет упадет с неба. Что поезд сойдет с рельс. Что мост под тобой рухнет. Что земля разверзнется. Можно бояться пожаров, наводнений, землетрясений, чумы, одиночества, старости, смерти. Но еще можно бояться людей, и это по-другому. Страх, внушенный людьми, похож на симптом какой-то постыдной болезни. От него вдоль позвоночника – как будто наклеили холодный пластырь. Боишься даже не боли и не смерти, а того, как боль и смерть будут причинены.
Когда Маша с матерью и отчимом уехали в Боливию, а в Москве Машин папа стал главой правительства, однажды туда, в Боливию, должен был прилететь остававшийся жить с отцом Машин брат. И Маша, маленькая девочка, ходившая в российское посольство к посольскому мальчику Сереже играть в футбол, видела, как в преддверии визита ее двенадцатилетнего брата все российские дипломаты стали вдруг жить с этим липким чувством страха вдоль спины. Они всерьез гоняли уборщиц по три раза перемывать пол и перетирать пыль на шкафах. Они носились с какими-то документами, до того лежавшими много лет мертвым грузом. Они готовились к приезду Пети Гайдара так, как будто приезжает сам исполняющий обязанности председателя правительства Егор Гайдар. Причем не просто так приезжает, а с инспекцией. А когда Машин папа в Москве ушел в отставку и Маша в очередной раз пришла в посольство играть с мальчиком Сережей в футбол, ее не пустили. И она, стоя под испепеляющим взглядом привратника, сама испытала липкое чувство страха, причиняемого людьми.
В Боливии каждый вечер дома Маша слушала разговоры матери, отчима и их приятелей о России и думала, что эти люди сами причиняют себе липкий страх, дабы оправдать этим страхом свою эмиграцию. Из их разговоров следовало, что в Москве стоит только выйти на улицу, как тебя застрелят. Что в городе нет электричества и, кажется, всегда ночь. Что у детей нет молока, а у стариков лекарств. В какой-то степени это было правдой, но там, в России, у Маши оставалась любимая бабушка, и Маша не понимала, почему, если в России так ужасно, мама не забирает бабушку из этого ада, а только посылает ей в Москву деньги и подарки.