Снег, солнце, Илья спотыкается, падает в снег, думает, что хорошо бы было остаться лежать в снегу, но все же встает и бредет дальше. И в то же время Илья, мальчик еще, сидит со своим школьным товарищем перед компьютером и спорит, ставить ли под воззванием имена. Товарищ говорит: нет, не ставить, листовка с требованием отставки школьной уборщицы должна, по мнению товарища, появляться в школе то там, то здесь анонимно, чтобы школьная администрация думала, будто детей, написавших это воззвание, много. «А если мы подпишем, – говорит товарищ, – они сразу поймут, что нас всего двое».
Снег, солнце, Илья улыбается на ходу. Он улыбается потому, что этот его товарищ окончил школу ФСБ и теперь работает где-то в Кремле, охраняет президента, а он, Илья Яшин, занялся оппозиционной политикой, работал в предвыборном штабе демократической партии «Яблоко» на парламентских выборах 2003 года и проиграл, проиграл. Проиграл эти ключевые выборы, до которых демократы в российском парламенте были и после которых – перестали быть.
Снег, солнце, оно уже касается вершин деревьев, Илья шагает в снегу и в то же время стоит в кабинете директора, и директор спрашивает, один ли Илья писал это свое воззвание про бабу Катю, а Илья отвечает, что нет, не один, конечно, но ни за что не скажет, кто его подельники.
Снег, солнце, чуть было не отчисленный из школы Илья идет в раздевалку, а под лестницей, где обыкновенно сидела баба Катя со своим ведром, нету теперь никакой бабы Кати. И назавтра нет. И на третий день. И через неделю. И Илья, мальчик еще, думает, не убил ли он старуху тем, что расклеил по школе свое распечатанное на принтере воззвание, не стало ли ей плохо с сердцем, жива ли она там в своем Ясеневе или Бирюлеве-Товарном, из которого каждый день полтора часа ездила в школу мыть пол.
Снег, солнце, синие тени деревьев становятся длиннее, Илья шагает по снегу. Воспоминания становятся даже, пожалуй, ярче, чем снег. Илья почти что видит, как уже студентом стоит у Государственной думы в рядах людей, протестующих против того, чтобы гимн Глинки перестал быть российским гимном, а вместо него вернулся бы старый гимн Советского Союза, музыка Александрова, слова Михалкова, чуть-чуть измененные, но все равно слова Михалкова. Их человек двести, они кричат, над ними знамена демократических партий. А немного поодаль – еще человек двести с красными флагами. Это коммунисты. Они, наоборот, против гимна Глинки и за гимн Александрова. Они пожилые люди, многие из них похожи на бабу Катю, и Илья думает, не станет ли им плохо с сердцем, если не вернуть им знакомую музыку с понятными словами «Россия великая наша держава, Россия любимая наша страна».