— Нет, — твердо ответила девушка. — Мы оба говорили слова любви, но не понимали их значения. Мы наслаждались происходящим, потому что это было нам приятно, но не сделали попытки изменить хоть что-нибудь в нашей жизни.
Хью шагнул к ней.
— Это настоящая любовь, Катарина, я знаю!
— Однако ты не решился попробовать изменить свою жизнь ради меня! — дыхание Катарины стало прерывистым, а сердце, только было успокоившееся, снова заколотилось. Руки ее непроизвольно сжались в кулаки, и девушка чувствовала, как впиваются ногти в ладони.
Катарина не хотела слушать его слова. Она не хотела вновь и вновь испытывать боль, которую они в ней вызывали.
— Ты пришел сюда, чтобы сказать, что любишь меня? — воскликнула она, чувствуя, как ее охватывает паника. — Чтобы я услышала твои слова, а потом ты умчался от меня к Адели? Для этого ты здесь? Если это так, то ты зря теряешь время, Хью! Мне не нужна такая любовь! Какую услугу ты оказываешь мне, говоря, что любишь, а потом возвращаясь в объятия другой?
— Объятия другой? — Хью выплюнул эти слова, как будто в них был какой-то яд. — Ты думаешь, я приехал из объятий другой и снова возвращаюсь в них? Это не так, Катарина. — Хью закрыл глаза и с шумом втянул в себя воздух. Катарина видела, как лицо его исказилось болью, и ей стоило всех сил, какие у нее были, чтобы не броситься к нему.
Сжав губы в горькую гримасу, Хью отвернулся от нее. Он запустил пальцы в густые светлые волосы и долгую минуту смотрел на открывающийся из окон холмистый ландшафт. Катарина, не отрываясь, смотрела на него. Этим утром она так была уверена, что Хью предал ее. Она думала, что поняла всю безнадежность и бессмысленность их любви. Но теперь она не знала, что ей думать. Она знала только, что ей до боли хочется коснуться его, что она любит его так, как никогда не сможет больше любить никого другого. Она знала, что в целом мире нет никого, кто мог бы сравняться с ее Хью. Она ждала, что произойдет дальше, и знала, что еще раз потерять его будет для нее таким ударом, от которого ей уже не оправиться.
Когда он вновь повернулся к ней, лицо его было искажено болью и мукой. Щека его дергалась, а губы были сжаты так, что образовывали тонкую линию.
— Я пришел сказать тебе, что я женат, Катарина.
Из всех слов, что он мог сказать ей, это были самые страшные. Это был конец всему, конец ее надежде и конец ее жизни. Катарина закрыла глаза и прислонилась к стене, чтобы не упасть.
— Спасибо, что ты сказал мне это, — прошептала она. — Мне надо было знать.
— Теренс сказал мне о данном тебе обещании, — вздохнул Хью. — Я не мог допустить, чтобы ты узнала об этом от кого-нибудь другого. Я должен был сказать тебе сам.