Катарина медленно кивнула.
— Ты правильно поступил, Хью. Хорошо, что я узнала об этом не от посланца или прохожего, а именно от тебя, — она едва могла говорить и слышала свои слова как будто со стороны. Это были правильные слова, но в них не было той правды, которая рвалась из нее. Ей было больно, так больно, как никогда в жизни. Она не могла защитить себя от этой боли, скрыться от нее. Она знала, что любит Хью, любит абсолютно и безоговорочно, несмотря ни на что. И сердце ее рвалось от сознания, что у этой любви нет права на жизнь.
— Но это не все, Катарина. Я должен сказать тебе еще кое-что.
Она удивленно взглянула на него. Что еще он может сказать? Что еще может теперь иметь значение? Она тупо кивнула.
Хью увидел, что ноги Катарины подкашиваются. Он пересек комнату тремя широкими шагами и подхватил ее под локоть.
— Садись.
Она послушалась и присела на табуретку, кстати, оказавшуюся рядом. Колени ее дрожали, и когда она попыталась положить на них руки, чтобы унять дрожь, то увидела, что дрожат и они. Хью опустился на одно колено рядом с ней и взял ее руки в свои.
— Я женился на ней, Катарина, я должен был это сделать. Но ты должна знать, что это брак без любви. Между нами нет даже ни малейшей симпатии.
Катарина тряхнула головой.
— Ты должен постараться полюбить ее, Хью. Это несправедливо по отношению к ней…
— Нет, — прервал он, — ты не поняла. Дело не только во мне, но и в Адели. Мы были помолвлены с того времени, когда были еще детьми. Ты знаешь, это обычное дело, тебе ведь самой был назначен будущий муж без твоего ведома. Но Адель никогда не любила меня. Она считала и продолжает считать меня грубым мужланом, плохим христианином. Ей весьма приятно быть герцогиней Понтуазской. Она уже дала понять мне и всем моим подданным, что ее совершенно не заботит мое мнение ни по одному вопросу, связанному с управлением поместьем. Правда, она еще не знает, что я не собираюсь допустить этого, — на мгновение его губы скривились в злой усмешке, резче обозначившей горькие складки, залегшие в уголках рта. — Мы никогда не разделим с ней супружеское ложе. Даже в первую брачную ночь я не коснулся ее, — Хью тряхнул головой. — И она поблагодарила меня за это!
Хью пошевелился, сжал руки Катарины и посмотрел ей прямо в глаза. Безбрежное отчаяние синего встретилось с бесконечным страданием зеленого… Несколько долгих мгновений они смотрели друг на друга… Наконец, Катарина отвела взгляд.
— Я люблю тебя, Катарина, — прошептал Хью. — Ты считаешь, что я не понимал значение этих слов, когда говорил их тебе. Может быть, ты и права, я не знал тогда, что не смогу жить без тебя. Я увидел Адель и вспомнил о долге, я солдат, Катарина, и долг для меня — это все! Я знаю, что это слабое оправдание, но это так. Я верил, что смогу справиться с собой и забыть о тебе, но это оказалось невозможным. Еще когда я ехал сюда, я верил, что скажу тебе о своем браке, проведаю тебя и покончу с этим. Каким же безумцем я был! По-прежнему не отводя от нее глаз, он взял ее руки в свои.