Катарина тихонько постучала в комнату к Теренсу, но ответа не последовало, и она на цыпочках вошла туда. В комнате стояла мертвая тишина, горело всего несколько факелов, так как мать Катарины считала, что их едкий дым будет мешать больному.
Катарина тихонько подошла к постели и коснулась лба больного тыльной стороной ладони. Жар уменьшился, и девушка улыбнулась. Лихорадка пошла на убыль, значит, выздоровление будет теперь делом времени. Хотя опасность и не вполне еще миновала, Катарина знала, что в заботливых и умелых руках Маргариты Теренс обязательно поправится. Он был необычайно худ и изможден, но хороший уход и сытная пища быстро поставят его на ноги.
Она посмотрела на его руку. Повязки были свежие и чистые, а отсутствие запаха гниения говорило о том, что заражение остановлено. Повязка, которую наложила Маргарита, была огромной и закрывала руку от плеча до кисти.
Кто-то, возможно, ее мать, пододвинул тяжелое дубовое кресло к кровати больного, и, опустившись в него, Катарина оперлась подбородком на руку и стала наблюдать, как спит брат Хью. Он спал крепко, и Катарина порадовалась этому обстоятельству, хотя оно и означало, что она не сможет узнать ответа на интересующий ее вопрос. Что ж, это может подождать, а сейчас ей самой захотелось немного отдохнуть. Она не спала всю ночь, и ночь эта была насыщена самыми разными событиями. Только теперь она почувствовала, что безумно устала. Веки ее отяжелели, она потянулась и зевнула.
Уже в полусне она снова вспомнила об Адели. Не важно, подумала она, все равно ей надо уезжать в Страсбург и нет никакого смысла мечтать о том, чего не может быть. Но ведь до отъезда еще почти две недели. Она решила, что в течение этого времени будет просто наслаждаться обществом Хью. Они с Теренсом гостили в Авиньоне почти месяц во время первого своего визита, а воспоминаний об этом ей с лихвой хватило на четыре года. Память об этих двух неделях тоже останется в ней надолго, и она не собирается отказываться от радости, которую подарят ей эти четырнадцать дней.
Перед тем, как сон окончательно овладел ею, Катарина дала себе обещание. За эти две недели она не будет вспоминать о бароне, которому ей суждено посвятить остаток своей жизни. Она представит себе, что не существует ничего, кроме Хью, Теренса и Авиньона. Катарина улыбнулась и с этой приятной мыслью погрузилась в сон.
* * *
Хью проснулся от резкого стука в дверь. В первую секунду ему показалось, что он по-прежнему находится в Иерусалиме, затем в голове его прояснилось, и он понял, что лежит лицом вниз на кровати куда более мягкой, чем койка тамплиера, а запах дубовых поленьев, пылающих в очаге, окончательно заставил его вспомнить, где он. Снова послышался настойчивый стук, и Хью перевернулся на спину, с силой тряхнув головой, чтобы разогнать туман, стоящий перед глазами. Должно быть, это проклятые снадобья, подумал он и свесил ноги с постели. Стук в дверь повторился.