– Я… – Катрин Пеннек не закончила фразу.
– Естественно, я думал, что вы убиты горем.
Дюпен не хотел продолжать, но не мог. Ему хотелось выговориться, высказать свое моральное удовлетворение.
– Вы очень хорошо играли свою роль, мадам, вы очень точно понимали, каких чувств ожидают от вас в тот или иной момент. Но роль оказалась для вас слишком трудной. Многое было вне вашего контроля. Если бы Бовуа не попытался похитить картину, вы бы не сделали этой ошибки.
Катрин Пеннек молчала. Она словно окаменела.
– Я ничего не знал наверняка. Но я с самого начала подозревал, что картина у вас, это была интуиция. Мне нужна была картина как вещественное доказательство. Для этого мне нужно было изобличить вас, задержать, когда вы будете забирать ее. Я думал, что забирать ее приедете вы. Место, где вы прятали картину, я знал лишь предположительно. Мадам де Дени говорила мне о земельных участках с постройками, упомянутых в завещании. Вам же надо было где-то временно хранить картину. Вы не стали бы хранить ее дома. Но вы думали, что о хибарке на участке никто, кроме вас, не знал. О ней знали только члены семьи.
Катрин Пеннек едва ли понимала, что говорил ей комиссар, но ему было все равно.
– Да, в этой игре было много случайностей. Если бы вы благодаря какой-то случайности узнали, что завещание не было изменено, вам бы вообще не пришлось ничего делать – Гоген принадлежал бы вам и только вам. Вам не пришлось бы в ту ночь подменять картину, не пришлось бы привлекать к делу Андре Пеннека. Вам вообще ничего не надо было делать. Картина сама бы упала вам в руки… Вы…
Дюпен замолчал. Все, хватит, он устал и вот-вот впадет в ярость.
– Пока достаточно, нам надо ехать. Идемте.
Дюпен резко повернулся и направился к двери. Мадам Пеннек встрепенулась, словно комиссар нажал какую-то невидимую кнопку, встала и пошла за ним, высоко подняв голову и не говоря ни слова.
Дальше все разыгралось с неправдоподобной быстротой. Дюпену хотелось немедленно выйти на улицу, он не мог больше ни минуты находиться в этом доме, настолько он ему опротивел. Он подошел к двери, резким движением распахнул ее и вышел на крыльцо. Мадам Пеннек последовала за ним.
Риваль был уже на месте. Он поставил машину у самого крыльца и смотрел из машины на дверь. Увидев вышедших из дома Дюпена и мадам Пеннек, он вылез из машины, обошел ее и открыл правую заднюю дверь.
Приветствие его было немногословным:
– Добрый вечер, мадам. Я отвезу вас в префектуру.
Мадам Пеннек, по-прежнему не говоря ни слова, села в машину. Она, казалось, потеряла способность ко всяким чувствам. Риваль не спеша обошел машину.