– О какой сумме идет речь? – осторожно поинтересовался Луак Пеннек.
– Конкретный размер ее мне неизвестен, но пожертвование довольно значительное.
– И вы не имеете представления даже о размере суммы?
Задавая этот вопрос, мадам Пеннек непроизвольно подалась вперед.
– Этого я вам сказать не могу. – Дюпен был уверен, что они уже задали себе вопрос: не придется ли вычесть сумму пожертвований из наследства?
– О чем вы еще беседовали с отцом во время вашей последней встречи, господин Пеннек?
– О всяких мелочах, касающихся отеля.
– Что вы имеете в виду под мелочами? – спросил Дюпен.
– Отец постоянно рассказывал мне о делах отеля. Говорил, что собирается делать. Например, на этот раз речь шла о замене телевизоров в номерах. Телевизоры, которые стоят там сейчас, уже давно устарели. Отец хотел закупить новые телевизоры с плоским экраном. Телевидение он ненавидел всеми фибрами души и считал, что новые аппараты по крайней мере будут занимать меньше места. Если учесть, что менять телевизоры он предполагал во всех номерах, то, значит, речь шла о больших вложениях.
– Вы говорили об этом во время последней встречи?
– Да, и об этом тоже.
– Что значит: вы говорили об этом?
– Мне непонятен ваш вопрос.
– Я хочу спросить: он просто рассказывал вам об этом или вы совместно обсуждали этот вопрос?
– Сначала он мне рассказал о своих планах, а потом мы вместе их обсудили.
Он вопросительно посмотрел на Дюпена, словно спрашивая комиссара, верный ли был дан ответ.
– А было ли что-то очень важное, очень значительное, что не давало покоя вашему отцу?
Теперь отреагировала мадам Пеннек, причем довольно резко.
– Вы уже спрашивали об этом. Нет, мы ничего такого не замечали.
– Но это же вполне естественно – снова и снова обдумывать какую-то важную вещь. Когда человек сильно взволнован или переживает, он может многое забыть и не сразу вспомнить.
Дюпен порадовался за Пеннека, который, казалось, наконец обрел собственный голос.
– Нет, я не знаю ни о каких делах, которые бы целиком владели помыслами отца. Конечно, теперь я понимаю, что его сильно тревожило здоровье, и, видимо, не только в последние дни, но и в последние недели и месяцы. Во всяком случае, с тех пор, как ему поставили диагноз. Можно себе представить, как сильно все это его расстроило.
Слушая Пеннека, Дюпен вдруг ощутил сильное беспокойство. Он снова почувствовал нечто темное, невыразимое, что уже поднялось в его душе, когда он разговаривал с Бовуа.
– Думаю, наша беседа была очень полезной и плодотворной. Вы очень мне помогли. Господин Пеннек, мадам Пеннек.