«Осталось только навернуться на этих высоченных шпильках», – подумала я и улыбнулась.
Я чувствовала странное возбуждение от этой игры, внутри все трепетало. Аккуратно спустившись по очень длинной лестнице, я увидела еще одну дверь и открыла ее.
Помещение, в котором я очутилась, поражало с первого взгляда. Интерьер был выдержан исключительно в черно-белых тонах. Пол блестел скользкими на вид квадратами черных и белых плит. Стены и потолок казались черными провалами в бездну. По центру на постаменте стояло белое высокое кресло, похожее на трон. Его спинка представляла собой все тот же цветок лилии. У одной из стен находился стеклянный шкаф. Его белые крепления казались скелетом какого-то невиданного существа. Единственным ярким пятном этого черно-белого мира был красный огонь жаровни, расположенной в углу комнаты.
У двери на полу распростерся Павел Николаевич, одетый в какую-то просторную длинную белую рубаху, типа женской ночной сорочки. Я спокойно перешагнула через него и прошествовала к креслу, стараясь не упасть на скользком полу. Забравшись на него, я устроилась удобнее и строго сказала:
– Раб! Твоя госпожа уже здесь!
– Я знаю, госпожа Юри, – раздался приглушенный голос Павла Николаевича. – Но не смею.
– Ползи сюда, гаденыш, – равнодушно приказала я.
Почему-то вновь вспомнилось улыбающееся лицо Степана, и слезы подступили к глазам.
– Я кому сказала, ублюдок! – взвизгнула я, соскочила с кресла, подбежала к стеклянному шкафу и схватила с полочки первую попавшуюся плетку.
Подлетев к распростертому Павлу Николаевичу, я начала яростно хлестать его прямо по рубашке. Он вздрагивал под ударами и глухо постанывал. Но продолжал лежать. Когда я увидела пятнышки крови на белой ткани, то испугалась и мгновенно пришла в себя, с удивлением посмотрев на плетку. И тут только заметила, что в кожаный ремень были вделаны маленькие почти невидимые металлические шипы. Я прекратила избиение и вернулась в кресло.
– Долго ты там будешь валяться, тварь? – тихо спросила я. – Ползи сюда!
Павел Николаевич встал на четвереньки и, не поднимая головы, подполз к креслу.
– Раздевайся, – приказала я.
Он стянул окровавленную рубаху. Но на теле оказались только небольшие царапины, которые, правда, продолжали кровоточить.
«Н-да, – удрученно подумала я, – что-то я перестаралась»
– Раб! – позвала я.
И он поднял на меня глаза. Восхищение и покорность были написаны на его лице.
– У тебя есть спирт? – спросила я озабоченным тоном.
Павел Николаевич быстро пополз к шкафчику, тряся голыми ягодицами и напряженным «нефритовым стеблем», и принес мне в зубах бутылку. Я усмехнулась, увидев, что это обыкновенная водка. Открыв ее, начала лить на его спину. Он опустил голову и постанывал. Но «нефритовый стебель» стоял, как каменный.