Город спал под нами, а мы улетали все дальше и дальше, на юго-запад. И вот показались огромные пробелы лесотундры, занесенной снегом. Мне чудилось, пока я покоилась как в коконе, в теле Олега, что я вижу лесных зверей – северных оленей и волков, зайцев и белок. Рыжая лисица дрогла от стужи в стылой норе. Вороны и сороки сбивались в стаи. А вот спит в своей берлоге косолапый медведь. Спи до весны, не просыпайся, а то станешь шатуном.
Вся любовь к Северу и его просторам, жившая во мне до этого, проснулась с новой силой. Мне стало нестерпимо жаль миллионы живых существ, маленьких и больших, растений и животных, нещадно замерзающих в снегу, на ветру, в эту темную полярную ночь. Конечно, века и тысячелетия эволюции приспособили их к таким условиям. Однако приспособленность не обязательно означает комфорт. Холод есть холод. У них ведь нет, как у нас, центрального отопления. Каким сильным должно быть это желание жить, чтобы даже лютый мороз не был этому помехой! Но всегда остается надежда. Наверное, и у зверей. Надежда на лучшее, например, на оттепель…
Я заметила, как быстро мы миновали путь от одного конца Мурманска до другого, а затем и до Мурмашей. И вот перед нами предстало величественное зрелище – загадочная и таинственная река Заполярья – Тулома.
Река моего юношества. Широкая лента, сейчас скованная льдами, и поэтому белоснежная. Скользит меж сопками, направляясь к Баренцеву морю, а затем и Северный Ледовитый океан. Суровые, холодные воды, они и сейчас текут подо льдом. И там дремлют речные обитатели. Сиги, окуни, налимы, кумжа, форель – первых трех мы когда-то ловили с отцом.
– Пролетим туда, подальше, еще километров 30, – попросила я.
Олег все понимал, и долго уговаривать его не пришлось.
– Воспоминания детства?
– Скорее юности.
Я провела здесь столько времени, когда была подростком, да и после школы тоже. В основном, летом и осенью. Столько черники собрано, брусники, клюквы и морошки! А грибов! Эти кладовые кормили нас каждую долгую зиму, из года в год, ничего не требуя взамен – лишь бы мы приходили сюда. Тогда мне казалось, что все здесь живое, и что оно нас любит. А я любила в ответ. Любила бродить меж невысоких деревьев и разговаривать с ними – иногда тихо вслух, иногда мысленно. А они согласно кивали головами и руками-ветвями.
И вот я снова здесь.
– Олег, давай остановимся. Я вышла из защитного поля моего спутника и полетела самостоятельно.
Темнота, снег, отсвечивающий в свете Луны, которая, то появлялась, то исчезала меж рваных, несущихся по небу облаков. И лес – сосны, если, березы, осины. И все это шумит, качается под порывами ветра. Какие-то шорохи, стоны, скрипы, порой треск. Но все это не часто и не громко. И объединяет все это – глубокая тишина, заполняющая каждый миллиметр пространства. Тишина, несмотря на звуки. Это трудно объяснить. Тишина астральная и ментальная. Город, люди, живущие в нем, порождают множество мыслей и чувств. Каждое мгновение. Эти человеческие эманации живут своей жизнью, едва отделяются от источника.