Когда повернули на юг, Миша понял, что они идут к Дону, в казачий край.
* * *
Дзержинский, возвращаясь из поездки по Донбассу, решил побывать в комсомольском общежитии, известном в городе Бахмуте под названием «Комсомольская коммуна».
Председатель губернской ЧК Петерсон и Медведев отправились туда по приглашению Феликса Эдмундовича. Коммуна размещалась в небольшом одноэтажном здании бывшей духовной семинарии — от губчека ходьбы минут пятнадцать. Всю дорогу Петерсон угрюмо молчал, а у входа остановился и торжественно произнес:
— Прошу тебя помнить, товарищ Медведев, перед тобой Дзержинский! Его перебивать нельзя, как ты это делал в моем кабинете, буквально не давая мне рта раскрыть. Ты опять что-то хочешь сказать?!
Феликса Эдмундовича они нашли в столовой. Его плотно окружили комсомольцы. На другой конец стола были сдвинуты тщательно вылизанные и вытертые хлебом тарелки, — очевидно, только что кончили обедать.
Поверх голов Дзержинский увидел вошедших, кивнул им и продолжал кому-то отвечать:
— Ростки коммунизма повсюду. И в том, что вы, комсомольцы, создали свою коммуну, живете сообща.
— Да, но ведь мы — это не масса, это всего только аппарат губкома! — возразил худощавый юноша с африканской шевелюрой. Медведев узнал в нем секретаря губкома комсомола Сережу Горского.
Дзержинский поднялся и, радостно смеясь, воскликнул:
— Вот что вас огорчает! Да это же чудесно, что вы, руководители, не думаете о пайках и прочих благах для себя лично! Я утверждаю: пойдет молодежь восстанавливать шахты. Без сапог пойдет, раз их нет, товарищ Горский. За вами следом пойдет. Потому что ростки коммунизма живут в вас и в них тоже. И трудностей не бойтесь — без них жить не стоит. Каждый из нас должен жить так, чтобы остаться в памяти поколений рыцарем революции.
Он остановился возле тщедушного всклокоченного паренька, неожиданно мягко спросил:
— Вот вы, например, пойдете в шахту?
— Пойду! — ответил паренек.
Но тут девичий озорной голосок предательски выкрикнул:
— Борька знаете почему пойдет? Он писателем хочет быть. Он для того только и пойдет, чтоб потом нас описать. Писатель!
Раздался смех. Паренек покраснел мучительно, до слез.
— Ну что ж, — серьезно сказал Дзержинский, — и это тоже чудесно! — И ободряюще кивнул будущему знаменитому писателю, которого тогда еще все в Бахмуте называли просто Борькой Горбатовым.
Все вокруг зашумели, разгорелся спор.
Дзержинский простился с комсомольцами и быстро зашагал по коридору в отведенную ему комнату. Петерсон и Медведев едва поспевали за ним.
Разговор был недолгим, Дзержинский торопился в губком партии. Он присел на застланную серым колючим одеялом кровать, оперся руками, остро приподняв плечи, — и стало заметно, как он устал.